Михаил Гарберман - Перемена

– За музыку? Тройку? – Лиор был отличником, это было наивысшее оскорбление.

– Да кто же вас так воспитывает, – поджала губы Лидия. – Родители ваши исполняют свои обязанности правильно? Или семьи неполные?

Доска словно жгла спины. Учительница отвернулась, и тут Лиор загоготал. Я еле-еле успел закрыть ему рот своей рукой. Она услышала и обернулась.

– Что-то не так? —спросила она, глядя на задыхающегося от смеха Славика и меня, закрывающего ему рот.

– Всё нормально, это он от счастья, – затараторил я. – Спасибо большое за оценки, мы можем сесть?

– Да садитесь, я вас не держу. Так, а это что?

Мы, давясь от смеха, пошли к своим местам.

– Ну! – Лилия ткнула пальцем в усы мужика, переплетающиеся с солнышком в углу доски. – Кто нарисовал?

– Это я! – Томаш радостно поднял руку.

– Встаньте и сотрите. Доложу Марианне Владимировне.

Это был ледяной, безжизненный голос. Ну вот как такие люди рожают собственных детей? Томаш стер. Лидия снова взяла его за руку, и Томаш ее одернул:

– Не трогайте меня, мне неприятно, – сказал он.

– Здесь никому не приятно смотреть на ваше творчество. Глупое, как вы. Еще одна оплошность, и вы выйдете отсюда. А теперь сядьте.

Томаш сел. Я повернулся к Таволайнену. Он сдерживал смех, и мне сразу стало легче. Лидия снова уселась за пианино, теперь у доски были девочки. Как она дубасит по клавишам, с силой гигантского динозавра. Инструмент шатается под ними, он ее ненавидит.

– Голос выше, шарик дуееем! – кричала она. – Где ритм, где вся душа?!

Я и Томаш сидели друг за другом, в нас закипал гнев. Славик сидел перед ним. Лад потянулся на парте, зевнул и ткнул спящего Славу. Тык-тык.

– Сука! – проснулся Лиор, подскочив на стуле. Почувствовав боль в боке, он повернулся к Васильеву. – Ты чего?

– Мне скучно, поговори со мной.

– Вон батарея рядом. Разговаривай сколько хочешь, – махнул Славик рукой и опять удобно растянулся на парте.

Томаш удручённо посмотрел на ржавую батарею, потом на спящего Лиора, который похрапывал в ритм Никиты. Тот уснул сразу после песни в начале урока. Я достал камеру, больная голова излечилась. Тык-тык.

– Мать твою! – взвизгнул Славик. – Что ты со мной делаешь?!

– Тыкаю, – удручённо ответил Томаш.

– А чё так-больно-то?

– Это циркуль. Лиор развлеки меня. Ты у нас главный клоун.

– Сам ты клоун.

– Ну я не могу сидеть и слушать её вопли. Давай, придумаем чего-нибудь?

Славик лёг на парту, потом понял, что сон пропал. Ударил кулаком по столу и гордо выпрямился.

– Давай возьмём мусорное ведро и разбросаем мусор по полу, – вдруг сказал Славик.

Васильев покосился глазами на пластиковое ведро, стоящее рядом с входной дверью. Глянул на Славика, в глазах которого уже начались загораться огоньки.

– Это ведь чересчур, – протянул он с сомнением.

Лиор покачал головой с улыбкой до ушей. Он, скорее всего, даже не подозревал, что Томаш реально отважится на такое.

– Не сможешь, чмошник, – улыбнулся Лиор.

– Я?

– Ты, пиджачок. Не сможешь.

– Ну ладно, хрен с тобой, – пожал плечами он и потянулся к соседней парте.

На втором ряду сидели Света с Наташей, которые что-то беспрерывно обсуждали.

– Свет, – тихо позвал он, хотя в таком шуме следовало бы орать. – Света, блин!

– Да чего? – отозвалась разозлённая Света.

– Ведро дай.

– Зачем?

– Ну дай.

Света готова была отдать все, лишь бы не мешали болтать. Ведро оказалось в руках Томаша. Гром Лидии усиливался, она играла поразительно безвкусный шум. Брат возомнил себя игроком в боулинг и пустил по проходу между рядами ведро. Оно врезалось в ногу Никиты, который проснулся.

У меня вырвался вздох предвкушения прямо в микрофон камеры. Поющие девочки видели разворачивающееся шоу. Никита увидел нас, и пнул ведро в его сторону. И это ведро, разбрасывая мусор налево и направо, прикатилось к первоначальному пункту. Люди по обоим рядам смотрели, как мимо них прокатывается ведро, осыпая их исчерченными бумажками в излитых чернилах.

– Темпа не снижаем! Не снижаем темпа!

Томаш толкнул ведро к Киткату как бильярдный шар, с точностью и нужной силой. Никита грязным ботинком отправил его обратно.

– Ради чести – прошептал Лиор и, выхватив ведро, руками швырнул его прямо к доске.

Ведро с остатками мусора врезалось в доску.

Первые парты и учителя окатил дождь из жеваной бумаги и этикеток от сладостей. В Лиора прилетел использованный чайный пакетик. Лидия обернулась, когда мимо неё пролетело мусорное ведро. Оно с диким грохотом врезалось в доску и, выпустив облако из мела, грохнулось на пол. Класс взорвался раскатами смеха.

– Это кто? … Это как? … Это где? – Растерянность поглощалась злостью в этом громовом голосе учителя пения.

Таволайнен умирал со смеху. Марк пытался напустить на себя серьёзное выражение лица, но это совершенно не получалось. Лицо Лада напоминало лицо хомяка, испуганное ерундой. Мне в камеру подмигивал школьный президент школы.

– Ну, хорошо, – отозвалась потерпевшая поражение учительница. – Прекрасно, просто прекрасно! Ну-ка живо встать! – рявкнула она с такой силой, что воробьи с деревьев мигом разлетелись.

Класс только успокоился, но не встал.

– Я не поняла, – слабовато осведомилась учительница. – Мне что, докладную директору писать?

– Но это не мы делали, – залепетали было девчонки.

– Вот и поговорите с теми, кто вас подставляет после уроков. В моей школе так делали. Это называлось «устроить темную».

– Чего устроить? – искренне переспросил Стефан.

– Поднимай руку, когда говоришь! – рассвирепела учительница. – Встать!

Класс молчал. Именно в этот момент Никите понадобилось хрюкнуть и рыгнуть, сдерживая свой дурацкий смех. Класс снова рассмеялся.

– Тогда ладно, – резко отозвалась Лидия, беря листок бумаги и ручку в свои руки. – Сейчас я пишу докладную и отношу её директору.

Девочки мигом притихли. Томаш горделиво выпятил грудь. Лидия села за стол и начала писать. Старательно выводя буквы, она иногда посматривала на Ладислава и Лиора с великим потрясением. Но ведь вы помните, что Томаш сидел на предпоследней парте, прямо рядом с открытым окном.

– П-с-с, – подозвал нас он. Мы обернулись.

Томаш указал на Таволайнена. Тот потихоньку пересел к брату за парту. Тот ему что-то нашептал. Таволайнен, выслушав Томаша, кивнул, подождал немного и встал из-за стола. Он сделал это деликатно и тихо. Учитель продолжал писать, не отрываясь от листа. Столь же деликатно Никита ПОДНЯЛСЯ НА ПОДОКОННИК И ВЫШЕЛ В ОКНО.

– Я не поняла, что за шум? – проснулась Лидия, подняв голову. Она увидела лишь наши затылки, но мы мигом обернулись. Смерив нас строгим взглядом, она продолжила писать, а мы сидели совсем пораженные.