Андрей Караичев - Наследник нечисти. Упырь

«Так вот откуда взялся у тёти Веры мой адрес – это мама писала пригласительную бабушке, а мне, наверное, забыла сказать… или не захотела.» – Отметил про себя.

– Чего ж мы стоим?! – пригласила бабушка, – Проходите в избу, гости дорогие! А то я старая, держу вас за двором, от радости совсем мозг потеряла.

– Да, вы идите с Алисой, – согласился я, – только ты мне ба, оставь лампу, я вещи в дом перенесу, а потом ещё машину припаркую нормально.

– Хорошо внучок, – ответила она и, взяв жену под локоть, сказала ей, – пошли деточка, не бойся.

«Летучая мышь» мне понадобилась, скорее для «понта»: в нашей машине лежал довольно мощный, современный фонарь; просто этот неровный огонёк внутри стёкла, запах керосина и её копоть, стали мне так приятны в тот момент – словно бальзам на душу.

ПРИМЕЧАНИЕ: бабушка моя говорит на непонятном для простого обывателя языке – это помесь русского, казачьего, ещё и украинских языков. Поэтому её речь даже я не всегда до конца понимаю, оттого пишу её разговор в нормальном, переведённом языке – так проще.

Взвалив на спину через плечо две большие сумки из багажника, я направился по очень знакомой тропинке в дом.

Дверь избушки оставалась открыта, из неё глухо доносились голоса Алисы и бабушки. Я прошёл внутрь, сразу ощутив аромат сушёных трав, воска и керосина; чувствовалось, что недавно топилась печь несмотря на тёплую погоду… на чём ещё здесь готовить с другой стороны?

Сбросив на пол баулы, при свете лампы и двух свечей начал рассматривать родную избушку. Точнее, сначала только большую по старым деревенским стандартам квадратную кухню, размером так, метров 6х6 примерно, хотя – все четыре комнаты в доме (кухня пятая) по площади абсолютно одинаковые.

Всё являлось мне очень и очень знакомым, родным. Эти бревенчатые стены, набитые в щелях раствором и кое-где украшенные небольшими картинами, а также связками различных засушенных растений, которые свисали там словно гирлянды в новогодние праздники. Невысокие потолки, всего метра два с кепкой от пола, их мы ещё с дедом оббивали фанерой, они явно давно не красились. Вместо привычной электрической лампочки или люстры к потолку прибит специальный крючок, чтобы вешать на него «Летучую мышь».

Сразу справа от двери стояла скамейка с двумя железными вёдрами воды и черпаком в одном из них, за ней после пары маленьких окошек, завешанных шторками, находился допотопный холодильник, напоминающий о том, что когда-то в доме было электричество.

Напротив бесполезной теперь бытовой техники, в дальнем правом углу от входа, через два таких же маленьких окошка сложена большая печь, на ней «величался» медный самовар и разная утварь. Чуть левее стоял древний деревянный стол, убранный по-старому и два стула возле него, над всем этим свисал громадный и пугающий своим видом любого городского человека шкаф для посуды.

Оба угла, что слева от входа служили вместо прихожей: там ставилась обувь, на вбитые в стену гвозди вешалась одежда; на всякий случай здесь прибито небольшое зеркальце и, разумеется, опёртый о брёвна садовый инвентарь. Окон на этой стене не предусматривалось – глухая.

Пол полностью устелен вязанными коврами и как положено в подобных помещениях, издавал характерные поскрипывания при каждом сделанном шаге.

Насколько я помнил в тот момент, коридоров в избе не было: все проходы через четыре имеющихся комнаты были сквозными, т.е. открыл дверь с кухни и сразу прошёл в одну из спален и так далее.

Туалет, душ, вода и прочие удобства за пределами избы – на улице.

У меня появилось такое чувство, словно я уезжал отсюда всего несколько дней назад.

Всё здесь, как прежде! Уверен, что я без труда смогу назвать вещи, которые находятся, скажем, в столе или в шкафу… только вот, потолки стали для меня очень низкими – подрос, за почти десять лет.

Зато, моя суженая испытывала явно полностью противоположные мне чувства: она всё очень пристально рассматривала, то открывая, то закрывая рот. Думаю, девочка моя не понимала для чего требуется половина вещей, находящихся в доме.

Конечно, Алиса в сельской местности (кроме дачи) никогда не бывала, но вот что странно, она их рисовала (писала) на своих картинах – разве такое возможно, вообще?

Ладно, посчитаем это её природным талантом.

Когда я разложил всё из привезённых нами сумок, попутно отвечая на многочисленные бабушкины вопросы и присел на скамейку возле вёдер, она вдруг сказала:

– Внучок, подай сапог вон оттуда, – указала рукой на угол в «прихожей», – самовар поставлю, сядем чай пить.

– Так… это настоящий самовар?! – удивилась Алиса, – а сапог зачем?

– Да щас увидишь, – улыбнулся я.

Растопка самовара с помощью обуви тронула супругу до глубины души, у неё сразу поднялось настроение и мне почему-то стало от этого приятно.

Чай готов – разлит по чашкам, бабушка принесла из другой комнаты третий стул, и мы все вместе устроились за столом.

Возле нас стояли две свечи в старых медных подсвечниках (керосиновую лампу с которой я носил сумку, мы подвесили на крючок к потолку), самовар, три кружки и вазы с разными угощениями. Старушка предлагала нам плотно поужинать, но мы с Алисой отказались, не было такого желания, устали просто с дороги.

Я с бабушкой вёл обычный, непринуждённый разговор, в котором жена почти не участвовала; у неё нашлось занятие поважнее: она продолжала с интересом рассматривать вещи, находящиеся в кухне, иногда подолгу задерживая свой взгляд на каком ни будь допотопном предмете.

– Что это ты вдруг решил приехать к своей бабке? – спросила хозяйка, – столько лет и весточки не было, а тут в ночь и на тебе! – она, слегка прищурившись, наклонилась ближе ко мне и добавила, – или вы прячетесь от кого? Натворил дел в своей Москве, признавайся!

– Да брось ты ба, – начал я оправдываться, – ни от кого мы не прячемся. Просто нахлынули воспоминания, потому решил навестить тебя и вон – родные края. К тому же женился! Алису решил с тобой познакомить. Что в ночь, так говорил уже: заблудился я. И что за привычка всё время говорить, – «В своей Москве», – будто она мне лично принадлежит!

– Ну ладно, ладно. – Улыбаясь, замахала ладонью старушка.

– Ба, а может тебе помочь чем нужно? Ну, по хозяйству там… не знаю.

– Хорош, – отмахнулась хозяйка, – помогать особо мне не надо, лучше отдыхайте! А, что наведать решил, спасибо! После того как Петька умер, совсем скучно стало, разговариваю разве, что с котом да курами! С Петром нечего говорить, он покойный.

Мне показалось, словно бабушка немного взволнована нашим приездом… рада, конечно, но встревожена… что-то с ней было не так.

– Новостей никаких интересных нет? – Решил я зайти издалека и выяснить, чем её так обеспокоил наш визит.