Павел Крисевич - Из глубины век

Купивший Колю на сборном пункте майор, играя своими полицейскими усами из американских фильмов, объяснил, что служба Коли будет идти по принципу кольца. А конкретнее: сон, приём пищи, охрана склада с секретными истребителями, приём пищи, сон. Чему Коля был несказанно рад, учитывая, что часть его призыва отправили в печально известную, по словам начальника продслужбы сборного пункта, «залупу», расквартированную под селом Каменка.

Налысо выбритый, почёсывающийся с непривычки Коля, стоя в раздевалке, смотрел, как в зеркале уходит на год его гражданская жизнь. Вместе с выброшенными на утилизацию вещами в прямом и переносном смысле исчезла его последняя ниточка беззаботности и свободы. Тем не менее, сидящая как влитая офисная форма цвета девственного синего неба уже передавала Коле, что через два месяца службы она, скорее всего, развалится, а берцы на ногах мурлыкали, что их очень вероятно что спиздят.

Для всех вокруг – для стен и окон, для солдат и других молодых только призванных ребят – Коля стал просто призывником – «бобром», как дал ему кличку сержант, назначенный за ним старшим.

Уже через час после получения дневного рациона в каптёрке Колю и ещё троих ребят построили перед покосившимся зданием городского военного комиссариата. Майор, выдернувший их из снующей по зданию военкомата стаи лысых парней, крикнув стоявшему неподалёку старшему сержанту что-то в стиле «да мне похуй как, главное довези, денег не дам», уехал на тонированной «БМВ» куда-то в сторону дачной застройки.

Оставшийся в одиночку с четырьмя новоиспечёнными военнослужащими старший сержант, прикидывая в голове всю ответственность, что на него возложили, и возможные последствия, решил заняться вынужденным политпросвещением.

– Товарищи призывники, вам выдали рацион питания – дневной, чтобы его не проебать в первые часы нашего следования, будете открывать его только с моего распоряжения. Поняли? – обратился он к призывникам.

– Ээм, товарищ сержант…

– Старший сержант.

– Товарищ страшный сержант.

– Старший сержант!

– Товарищ командир, а зачем нам в дорогу до Курска дневные рационы. Ведь всего 4 часа на поезде…

– А мы на почтовом поезде сутки ехать будем, чтобы всё по уставу было. Солдату выдали рацион, он обязан его съесть. Либо же отдать любимому сержанту… Но это вы сами познаете на деле. А дело у нас нелёгкое, родину от собственного кретинизма защищать.

– То есть как на почтовом, товарищ старший сержант?

– А вот так, денег у нашей части немного, всё уходит в модернизацию техники. Поэтому начальник штаба посчитал, что легче заказать билеты на алиэкспрессе. Дёшево и сердито. Как старшина после пьянки…

Оперативная память старшего сержанта переваривала новую фразу в голове.

– К тому же вы, призывники, груз для нас очень ценный. Почтовый поезд – наибезопаснейший способ довезти вас в целости и сохранности до места прохождения службы. – Губы старшего сержанта стали ходить восьмёркой по его нижней половине лица. – Так, шагом марш в направлении вокзала.

Колонна запнулась на первом шагу и встала. Старший сержант обернулся.

– Я не понял, как я говорю. Шагом блять нахуй!

Призывники встряхнувшись и чуть ли не бегом, перехватив свои сумки, пошагали за старшим сержантом.

– …Вы идёте колонной за мной…

Колонна шагала по заасфальтированной мостовой под сожалеющие взгляды прохожих. Старые облезлые здания, шум машин загоняли подсознание глубоко вовнутрь, отдавая тело машинальному выполнению приказа.

«И целый год дышать мне через постоянно прощупывающую мой пульс руку командиров. И город, что до этого давал мне всё, что я у него просил, – друзей, занятие, тепло – так просто меня отпускает в неизведанные края. И менты, что раньше каждую свободную минуту спрашивали у меня документы на улице, теперь безобидно провожают меня взглядом. Да, я теперь птица не их полёта, я ползущая по земле черепаха, до которой дело есть лишь другим черепахам да лисам, так любящим копаться в панцирях».

Колонна мерно шагала по улице. Тёплый ветерок первых июньских дней подгонял солдат к вокзалу, который вскоре вырос над уверенно шагающим с папкой мультифор старшим сержантом.

Внебрачный сын Большого театра и позднего советского модернизма, вокзал одиноко стоял, связывая Тулу с окружающей Россией. Солдаты завалились через тяжёлые деревянные двери и зацокали подошвами по пустому залу ожидания. Электронное табло, перемигиваясь поездами и маршрутами, безучастно не показывало ни одного ближайшего поезда на Курск.

– Рассаживайтесь. Сумки и пайки под стул, жопу на.

Старший сержант карикатурно загоготал.

– Сидеть нам тут ещё долго, поэтому обязательно проебите что-нибудь из выданного, а ещё лучше проебитесь сами, чтобы вас потом искать надо было.

– Так точно, товарищ старший сержант, – хором ответили призывники, разбудив спящую в углу бабку.

Старший сержант со страхом в глазах посмотрел на весело улыбающихся ребят, рассаживающихся по стульям, затем пару раз моргнул, меняя эмоции на лице, развернулся и побрёл к ларьку с пивом.

Ребята развалились на неудобных сидушках вокзала, образовав из накиданного снаряжения импровизированный форпост, возвышающийся над всей пустотой гранитного пола зала. Трое из призывников, изогнувшись позами водящих хоровод красных мужиков с картины Матисса, познавали важнейшую солдатскую истину: солдат спит, служба идёт. Коля активно перебрасывался банальными фразами с новообретённым товарищем Даней, о существовании которого в соседнем дворе раньше не знал.

Спустя десять минут, вооружённый отливающей голубым банкой «Балтики девятки», гордо зашагал старший сержант.

– Ты можешь не смотреть на эту лампочку.

Коля отвёл взгляд от замешивающего слова и маршруты электронного табло и обернулся на старшего сержанта.

– А? – чуть не пустил слюну он.

– Глаза от шляпы этой электронной убрал, мотылёк хуев, я с машинистом на созвоне, – старший сержант достал из кармана армейских брюк «тапочек». – Наш поезд не пассажирский, и его не объявят.

– А сколько ждать-то всего?

– Часов шесть. Да вам ли не похуй ли, служба началась, сидите отдыхайте, пока можете.

Слово за слово Коля, Даня и старший сержант разобщались. Оказалось, что за именным шевроном «Шульгин В. В.» скрывался Вова Падаль, получивший такую кличку за то, что в новогоднюю ночь бегал по взлётной полосе, подбирая сбитые взлетающими истребителями тушки перекормленных куриц, сбежавших до этого из столовой.

– Если серьёзно, сейчас на почтовом составе поедем как цари, – активно плеская пенным, жестикулировал Вова. – Вот помню, как нас впервые бросили эшелоном на учения в Тюмень. Прикурили мы тогда изрядно. И прямо, и обратно. Прямо в том смысле, что старшина у какого-то знакомого деда вынес ящик «Мальборо» и раздавал его по пути следования состава. А в обратном – то, что дали на три сотни человек нашей роты дореволюционный состав. Чуть ли не «столыпин». Классификацию ему дали военную «The bomj». Туалеты не работают, а те, что работали, были больше похожи на фарфоровые пепельницы. Трёхэтажный плацкарт. Кондиционер сняли ещё в 41-м на нужды фронта, духота страшная, ещё бы пару десятков ремонтников загнали, и стояла бы стена испарений грязных носков, бойцы падая с третьего этажа плацкарта истошно кричат, проводница заперлась в своей комнатке, у неё сын тоже в армию пошёл. Смотрит на всё происходящее и плачет от того, как у нас всё хуёво. Тут ещё прапорщик ходит по коридору и кричит: «Ёптааа мааааааать, ёптааааааа маааааааааааать», – Вова отхлебнул пива. – А сейчас что! Вы, бобры, даже не заметите, как год службы ваш пролетит. Эти трое, – он указал на спящих в куче сумок, – эти, считай, уже не заметили, как всё прошло.