Тимофей Ковальков - Игрушечные люди. Повести и рассказы

Медсестра ушла, а Йолкин, довольный вкусным обедом, продолжал напевать:

Незаметно протекло время, дорогой Леонид Ильич давно канул в лету вместе с беззаботной эпохой застоя. К власти пробрался энергичный Михаил Сергеевич, затеявший перестройку, народу пока не понятную. С экранов телевизора на головы граждан посыпались слова-лозунги: интенсификация, гласность и ускорение. Наступил 1986 год, взорвался реактор на Чернобыльской АЭС. Резко упали цены на нефть. Жители великой страны пока не замечали особенных перемен в жизни, разве что спиртное подорожало и за ним выстроились длиннющие очереди. Москвичи пребывали в суете и какой-то всегдашней гипнотической спячке. Никто ни на что не обращал внимания, да партийное руководство не делилось информацией. А тем временем происходили невидимые глазу тектонические сдвиги. До «крупнейшей геополитической катастрофы столетия» оставалось чуть-чуть.

И конечно, ни один человек в столице не мог догадываться, что какой-то малоизвестный захудалый научный Институт радиотехники незаметно вкладывает свою толику в происходящий тайный развал страны. Нет, этот институт и его руководитель Вилен Мельхиоров не участвовали в высокой политике, не готовили судьбоносных решений и не вели переговоров с республиками. Речь шла всего лишь о физических экспериментах в мало изученной, совершенно туманной даже для специалистов, области физики. В основе всего, как это часто бывало в те годы лежало тривиальнейшее разгильдяйство. Никто не думал о безопасности людей, никто не просчитывал рисков, никто не знал, как повлияет излучение самой мощной в мире лазерной установки на сотрудников, да и просто на случайных людей, оказавшихся в зоне поражения. Как и в случае с Чернобыльской аварией, широкая публика не владела информацией…

Случайно или нет, в это еще предстояло разобраться компетентным органам, летом 1986 года на работу к Вилену Мельхиорову устроились два уже знакомых нам человека: Лидочка Апрелькина и Игорек Стасин. Они представляли собой нетипичную пару. Никто из сотрудников не понимал, познакомилась ли они в институте или знали друг друга раньше. Во всяком случае, эти двое были неразлучны. Они раздражали коллег своим поведением: уединялись подолгу в длинных коридорах института, шептались напряженными голосами, иногда целовались, прятались с видом заговорщиков. Их выходки пока терпели, но терпению этому мог наступить предел.

Лидочка повзрослела, оправилась от нервных болезней и похорошела. На девушку оглядывались почти все мужчины института: худая, длинноногая, бледная. Ее выразительные синие глаза смотрели на окружающих свысока, с какой-то скрытой издевкой. Сейчас бы ее внешность назвали «модельной», но в те годы еще существовали более консервативные стандарты женской красоты, Лидочка опережала свое время. Обязанностей у нее, как у секретаря-машинистки, было мало: Мельхиоров вечно пропадал в зарубежных командировках. Польет цветы, напечатает пару научных текстов и гуляет по институту, заглядывает всюду, изучает. Замкнутая, настороженная, молчаливая, она вела себя как шпионка из кинофильма. Отказывалась от традиционных чаепитий, проявляла полное равнодушие к общественной жизни. Не брала в профкоме билетов в театр и на выставки.

Никто не мог объяснить необычной дружбы Апрелькиной с Аллой Васильевной, руководительницей канцелярии. Эта красивая и энергичная женщина пользовалась неограниченной властью в коллективе, и Мельхиоров, даже на публике, пресмыкался пред ней. По слухам, Алла Васильевна, хоть и была замужем за инженером из соседнего института, состояла в любовной связи с Мельхиоровым. Они даже отдыхали вместе где-то в Юрмале, и там их случайно застукала сотрудница бухгалтерии. Отсюда и пошли сплетни. Что нашла эта респектабельная и властолюбивая дама в Лидочке? Никто не знал. Но женщины были очень близки. Делились информацией, ходили вместе обедать и даже носили одинаковую одежду: импортные дорогие синие платья на пуговицах и белые босоножки на шпильках. Обе постриженные «под мальчика», строгие, неприступные, холодные, благоухающие французским парфюмом. Наверное, их можно было принять за мать и дочь – разница в возрасте как раз соответствовала.

Еще более странным казался окружающим роман Лидочки и Стасина. Ведь Игорек, этот недавний студент и бывший слесарь-ремонтник, прямо скажем, не блистал интеллектом. Веселый парень, но какой-то слишком поверхностный. Одет всегда в синий рабочий комбинезон, вязаную зеленую шапочку. Стасин производил неприятное впечатление на сотрудников: постоянно с папиросой во рту, несерьезный, расхлябанный, небрежный. Ему поручали лишь черновую работу: проверку датчиков, обслуживание приборов. Сослуживцы знали, что после работы Стасин нигде не бывает, не поддерживает, так сказать, культурный быт на высоте. Игнорирует выставки художников-авангардистов, не ходит джазовую музыку, полюет на фильмы Феллини. Среди интеллигенции такое считалось не просто дурным тоном, а скорее преступлением.

Зато сотрудники неоднократно видели Игорька у пивных ларьков в обществе каки-то деклассированных элементов: огромной старухи, одетой не по сезону в черное зимнее пальто, и спившегося военного в затертой шинельке и резиновых сапогах. В общем, странный он был этот Игорек, и как могла с ним водиться Апрелькина, избалованная мужским вниманием, понять было невозможно. Но Апрелькина, к тихому ужасу институтских сплетниц, не только целовалась с ним в коридорах, но и после работы проводила время в той же ужасной компании у пивного ларька.

А у Мельхиорова тем временем назревали серьезные проблемы. И никто об этом не догадывался, кроме него самого. Началось все с подготовки к научной конференции, которая должна была состоятся в конце лета в Нью-Йорке. Тема доклада профессора будоражила умы: эффект квантовой запутанности частиц. Для эксперимента требовалось разнести потоки частиц на значительное расстояние. Но как это сделать? Институт ютился в крохотном здании в центре Москвы, на Цветном бульваре. Мельхиоров внезапно вспомнил, что можно задействовать удаленную установку, расположенную где-то на окраине города в недостроенном морозильном цеху. Работает ли она сейчас? В свое время, года четыре назад, Мельхиоров пробил в Министерстве связи разрешение на размещение оборудования в каком-то недостроенном фундаменте. Туда даже проложили оптоволоконный кабель – дорогущее удовольствие. Настройку приборов в те годы успешно завершили, а «добро» на эксперимент со стороны министерства так и не дали. Пришлось все законсервировать.