Борис Пономарев - Красный мак. Плюсквамфутурум

– А водочный? – спросил я. В мои времена там делали неплохие коньяки. Собственно, с бутылочкой одного из них я и сидел в одно далёкое утро на берегах Преголи.

– А его ещё в сорок седьмом закрыли, – сказала Катерина. – Там тоже плохо было. Платили как и на мясокомбинате, ну, может немного больше. До деноминации получала восемь миллионов, после – восемь тысяч. Очень вредное производство, почти как химзавод. Работала я там давно, как только из декрета вышла, и у меня постоянно ногти слоились. Ну, оно и понятно, ведь там всё делают из древесины…

– Это как? – поинтересовался я.

– Из «гидрашки», гидролизного спирта, – пояснила Катя. – Зерна ведь даже на хлеб не хватает. Вот мы и разливали. По крайней мере, лучше архангельская «гидрашка», чем воронежская «резинка». Пригоняли к нам две цистерны из Архангельска, мы в них добавляли что-нибудь, чтобы, простите, тошнить не хотелось… по крайней мере, сразу… и разливали по бутылкам. Рецепт коньяка по ГОСТу: спирт гидролизный «Люкс» идентичный пищевому, колер сахарный, ароматизатор коньячный идентичный натуральному, сахар и лучшая фильтрованная вода из Анграпы. Ну, а этикетку наклеивали, которая требовалась. Хоть «Россия», хоть «Заря Крыма», хоть «Полководец Кутузов».

Я содрогнулся при одной мысли о вкусе этого ханаанского бальзама.

– Да, именно так, – тоже поморщившись, сказала Катя. – Сама я пробовать это так и не рискнула, здоровье было дороже. Грузчики говорили, что на вкус это как раствор Люголя. По их словам, из всего, что мы выпускали, можно было пить, точнее, употреблять только газированную водку. В ней хотя бы не было лишних добавок, и она быстро опьяняла маленькой дозой. В случае, если партия оказывалась бракованной, выпитой порции было недостаточно для того, чтобы отравиться…

Она на секунду замолчала, словно вспоминая что-то.

– Неплохой коньяк «КВВК» выпускают у вас на спиртозаводе, – продолжила Катя. – Так и называется: «КВВК», Калининградский вино-водочный комбинат. Его делают из натурального картофеля, поэтому он стоит очень дорого. Из того же картофеля готовят водки «Верхнее озеро» и «Нижнее озеро». Их даже продают в большую Россию. Говорят, эти водки различаются тем, что для первой берут воду из Верхнего озера, а для второй, соответственно…

– Понятно, – сказал я, вспоминая, что вышеозначенный комбинат располагался как раз возле этих двух озёр. – В общем, буду цепляться в Москве.

– Обязательно, – сказала Катя. – Вот, у меня дочь два года назад школу закончила. Выдали ей диплом о высшем образовании психолога, и что дальше? Работы нет никакой. Она постоянно плачет и говорит, что не хочет всю жизнь провести на огороде, а мне даже сказать ей нечего!

– Вы ещё вовремя закончили, – сказала ей Светлана. – У меня внучка в следующем году должна в школу пойти, а тут ввели правило: нужно обязательно купить сертифицированную форму за пятьдесят тысяч. Ладно, бирки-то я могу перешить, это не проблема, но вот где взять сертификат? А ведь без него в школу не пустят! И ладно бы ещё там учили хорошо! Сейчас везде одно и то же, из бесплатного остались только основы религиозной культуры, нравственность, патриотическое воспитание, сельхозподготовка…

Перечисляя бесплатные уроки, она загибала сухие и тонкие пальцы правой руки. Закончив, Светлана грустно посмотрела на свой кулак и договорила:

– Наша школа дорога и бесполезна. Зачем она вообще нужна? Проще самому учить. И дешевле.

Её перебило гневное покашливание интеллигента. Снобизм нашего соседа по боковушке куда-то делся, уступив место праведному возмущению. Похоже, теперь эмоции прорывались с самой глубины его души.

– Что значит «зачем нужна школа»? Как вы не понимаете, – его усы дрожали не то от гнева, не то от возбуждения, – что в наши дни, когда Россия вынуждена противостоять всему миру, патриотическое воспитание – единственное, что может оградить наших детей от разлагающего дыхания Запада? Может быть, вы хотите, чтобы вернулись дикие времена вашей молодости? Видимо, вы их стали забывать! Я учился в школе, и, если бы я захотел стать, к примеру, панком, никто бы меня не остановил! Я мог бы прославлять анархию, пить портвейн, ругаться матом, носить на спине британский флаг, и…и… Я мог бы стать готом, носить чёрное пальто, слушать депрессивную музыку чуждой нам культуры и красить глаза. Я мог бы стать хиппи…

Ну у него и память, подумал я, слушая о тех опасностях, которые благополучно обошли стороной этого петербуржского мыслителя.

– И мне страшно представить, – зловещим шёпотом произнес он, – что если бы я захотел, то мог бы стать содомитом ! Я мог бы предаваться манящему сладострастию противоестественных плотских утех, и никто бы мне этого не запретил!

Мы втроём в гробовом молчании слушали его тираду. Наш сосед прервался, не то, чтобы вдохнуть, не то, чтобы успокоиться и прогнать признаки прошлого. Стук колёс, словно свежий воздух, ворвался в нашу беседу. Катя было приготовилась что-то сказать, но Светлана остановила её лёгким прикосновением возле локтя. Я снова увидел, как плотно сжались её губы.

– Не надо, – тихо шепнула она. – Мы в поезде… Молчи…

– Поэтому, – продолжил несгибаемым тоном сосед с рыжими усами, – можно только порадоваться тому, что наша страна приняла меры самозащиты. Нам не нужен европейский путь. Школа защищает наших детей, молодых и уязвимых, обучая их тому, что жизненно необходимо, даже если для этого приходится немного сократить обычные предметы. Математика не спасёт от пропаганды врага. Нам нужно знание того, что Россия сейчас противостоит всему миру в необъявленной войне. Вы не хотите суверенитета нашей страны? Может быть, вы желаете, чтобы ваш сын стал содомитом ? Или чтобы ваша дочь стала блудницей?

– Следи за словами, – очень зло сказала Катя, не обращая внимания на встревоженный взгляд Светланы. – Я хочу, чтобы мои дети жили как люди, а не как мы.

Боковушечник вздохнул.

– Вы ничего не понимаете, – сказал он, набрав побольше воздуха в грудь. – Вы не видите дальше своих узких субпассионарных интересов. Вы не отдаёте себе отчёта, как Запад день и ночь ищет любую лазейку, чтобы подкопать традиционные ценности нашего народа и обрушить нашу национальную идентичность. Вы готовы предать родину за кусок хлеба, но взамен получите лишь европейские псевдоценности, чуждые нашей культуре и разрушающие её, подобно ржавчине. Избыток свободы опасен. Даже сейчас в стране слишком много либерализма. Я знаю, о чём говорю, ведь уже двадцать лет я веду во дворце молодёжи уроки патриотизма и любви к родине, защищая наших детей и наше будущее от таких национал-предателей, как вы. Я учу детей играть на балалайках и плясать вприсядку, чтобы они хранили свой культурный код. И я больше не скажу ни единого слова, потому что не в моих правилах метать жемчуг перед теми, кто не оценит его…