Борис Пономарев - Красный мак. Плюсквамфутурум

В проходе вагона послышались быстрые шаги. Я увидел, как лицо Кати стремительно каменеет, и обернулся.

– Лейтенант полиции на транспорте П., – представился суровый парень в серой форме, входя в наше плацкартное купе. Он был среднего телосложения и чуть моложе меня. На стриженой голове плотно сидела фуражка. – Вы тут политикой занимаетесь?

Я притворился умывальником. К счастью, Катя взяла удар на себя.

– Нет, – злым тоном сказала она. – Мы вообще молчим.

– Они вели разговоры, – упрямо сказал сосед с рыжими усами, – о том, что сейчас плохо.

– Значит, о том, что сейчас плохо, – повторил лейтенант и посмотрел на Светлану с Катей. – Есть такая статья, называется «Несанкционированный митинг». До семи лет, но вы находитесь в общественном месте, что является отягчающим обстоятельством. Меру наказания определит суд, а вот я могу прямо сейчас поставить каждой из вас в паспорт штамп о неблагонадёжности. По прибытии на ближайшую станцию вы будете помещены в Единый федеральный список неблагонадёжных граждан, что приведёт к значительному ограничению ваших гражданских прав и свобод…

Лейтенант явно зачитывал этот текст по памяти, произнося его чуть ли не скороговоркой. Катя недобро смотрела на него.

– Не гляди так на меня, – сказал полицейский, закончив длинное предложение, повествующее о судьбе человека, попавшего в федеральный список неблагонадёжных граждан. – Я на службе.

– Никакого митинга не было, – торопливо сказала Светлана. – Мы говорили о том, куда пойти учиться детям. Сравнивали школы, и всё.

– Значит, не было, – уточняюще протянул полицейский. – Не было, да? Давайте тогда проведём выборочную проверку документов в целях соблюдения транспортной безопасности.

Катя и Светлана с мрачными лицами потянулись за сумками, извлекая паспорта и сложенные листы каких-то официальных бумаг. В этот момент с лёгким щелчком ожили динамики вагона.

– Уважаемые пассажиры! – сообщил голос. – Говорит начальник поезда Калининград – Москва. Сообщаю, что мы благополучно покинули территорию Литвы и в настоящий момент пересекли границу Минской Государственной республики. Благодарю вас за гражданское мужество, проявленное в процессе транзита территории враждебного нам государства!

Я сидел в углу, стараясь не привлекать к себе внимания. Верхняя полка закрывала от меня голову лейтенанта.

– Так, Светлана Валерьевна, федеральный общегражданский номер 39-00-282-451… – неторопливо произнёс полицейский. – Разрешение на временный выезд с места проживания, справка о благонадёжности, ознакомление с правилами передвижения, свидетельство об инструктаже… Оплата пошлин за пользование казёнными путями железнодорожного сообщения… Почему у вас в акте о благословении поездки чек из церковной кассы прикреплён скрепкой вместо требуемой неразъёмной скобы? Почему неразборчивая подпись на разрешении о въезде в Москву? Почему штамп поставлен вверх ногами? Это – небрежное оформление документов на право передвижения поездом дальнего следования. Штраф две тысячи.

Светлана плотно сжала губы, но ничего не сказала.

– Теперь ваша очередь, Екатерина… Кестутисовна… ну у вас и отчество… федеральный номер 39-19-265-410…Разрешение, справка… Почему у вас флюорография пройдена не по месту жительства? Это означает, что вы едете поездом дальнего следования с недействительной медкомиссией. Своей безответственностью вы подвергаете опасности здоровье остальных пассажиров. Штраф пять тысяч.

Губы Кати чуть шевельнулись. Вагон безмолвствовал.

– Так, а твои документы? – спросил полицейский, поворачиваясь к соседу с рыжими усами. Тот, недовольно фыркнув, протянул бумаги, вложенные в бордовую книжечку паспорта. Я обратил внимание, что там, помимо государственного герба располагается ещё и изящный силуэт Петропавловского собора.

– Антон Георгиевич, номер 78-10-175-121… – равнодушно произнёс полицейский, разглядывая паспорт.

– Я как раз выступал с полной поддержкой государственной политики в сфере образования! – торопливо заявил наш сосед.

– Слишком громко ты выступал, – строго возразил ему полицейский. – Плацкарт – не место для дискуссий. В правилах следования написано: пассажир не имеет права обсуждать вопросы политического характера, а тебя слышал весь вагон. Штраф двадцать тысяч за нарушение правил.

– Сколько? Что вы себе позволяете?! – возмутился человек с рыжими усами. – Вы не имеете права! Я гражданин Петербурга!

– Если ты сейчас же не прекратишь создавать проблемы, – сказал ему полицейский, – то у тебя будет не двадцать тысяч за разговоры, а год за одиночный пикет.

Такая перспектива изрядно напугала нашего рыжеусого соседа.

– Но ведь я же всецело поддерживал государственную политику! Я не из пятой колонны! Какой штраф? Какой пикет? Это невозможно! Я требую немедленно вызвать петербургского консула!

Полицейский как-то оглянулся, словно проверяя, не следит ли кто за ним. Излишне было говорить, что в плацкарте это движение носило чисто символический характер.

– Замолчи, – резко и негромко сказал он рыжеусому. – Иначе ты сейчас договоришься до того, что за тобой придут, откуда надо, и упакуют лет на десять туда, куда не надо.

Эта угроза подействовала моментально. Рыжеусый замолчал, лишь блеск глаз выдавал его крайнее возбуждение. Он дважды дёрнул усами, словно пытаясь что-то прожевать.

Полицейский, уперев руку в бок, повернулся, шагнул ко мне и пристально посмотрел мне в глаза.

– А ты что сидишь? Документы показывай.

Похоже, я приехал.

Нужных бумаг у меня не имелось. Служебный билет, который, по словам, мог как-то помочь мне, был сдан проводнице. У меня в сумке лежал загранпаспорт, но я ещё не забыл то, как на него отреагировал банкир, и, судя по беседе с моими соседками, показывать подобный документ было бы явно неосмотрительно. Учитывая скорость, с которой прогрессировали выписываемые полицейским штрафы, можно было предположить, что мой паспорт обойдётся мне как раз в двести тысяч свежеполученных рублей.

Ситуация приблизилась к безвыходной. Классики были правы: коньяк и дамы доведут до цугундера. Не пойди я вчера, сорок лет назад, пить вместе с переводчицей, то сейчас отдыхал бы дома после пяти пар нагруженного учебного дня, а не ехал бы полузайцем в плацкарте будущего. Но сожалеть было поздно.

Вздохнув, я полез в сумку за загранпаспортом. Я уже доставал его, как вдруг в нашем плацкартном купе появился ещё один человек, одетый в синюю парадную форму железнодорожника. На нём были напускная озабоченность и деловитость.

– Здравствуйте, – сказал он мне, вставая на место лейтенанта, который чуть отступил назад. – Я – Петр Константинович, начальник поезда. Вячеслав Павлович просил оказывать вам содействие. Я уже было приходил, но вы спали…