Борис Пономарев - Красный мак. Плюсквамфутурум

Мне показалось, что даже колёса стали стучать чуть тише. Всё купе сидело или стояло с лицами чиновников из финальной сцены комедии «Ревизор». Глядя на лейтенанта, я подумал, что теперь наступила его очередь притворяться умывальником.

– К сожалению, – продолжил начальник поезда, – все купе в штабном вагоне уже заняты, и нет никакой возможности вас разместить там. Дело в том, что в Москву возвращается большая комиссия из управления по эксплуатации регионов. Нам пришлось даже освободить купе полиции: там едет зять мэра Калининграда с любовницей.

Похоже, гроза миновала.

– Ничего страшного, – ответил я. – Нет необходимости беспокоить эксплуататоров. Я прекрасно доеду здесь.

– Хорошо. Как у вас, всё благополучно? Что-нибудь требуется?

– В принципе, всё нормально, – сказал я. – Только вот документы проверяют. Тут возникло недоразумение, будто мы политикой занимаемся. Это совершенно не так…

– Выборочная проверка безопасности, – сказал начальник поезда, решительно рубанув воздух ладонью. – Не обращайте внимания. Я думаю, что здесь всё в полном порядке, не так ли, лейтенант? Сейчас очень сложное и ответственное время, когда все мы должны быть бдительными. В поезде могут быть агенты зарубежного влияния, поэтому для обеспечения должной безопасности движения нам приходится принимать все возможные меры. Если вам что-то потребуется, то обращайтесь сразу ко мне. Можно, конечно, и к любому из менеджеров поезда, но они бесполезны. Лейтенант, пойдёмте.

Люди в форме ушли через молчащий плацкартный вагон. Раздался гудок тепловоза и поезд начал сбавлять ход. Мы прибыли на станцию Гудогай, оставив Литву позади.

Октябрьские сумерки готовились уступить место ноябрьской ночи. Все облака остались позади, над Калининградом. Абсолютно чистое небо превратилось в один большой цветной переход от персиковых красок западной зари до насыщенно-синего востока, где уже светились звёзды. По небу, жалобно крича, пролетела незнакомая мне птица.

Я спустился вслед за Катериной на перрон, вымощенный декоративными плитками, и огляделся. Вслед за мной вышла Светлана. На улице уже было весьма прохладно.

– Я не знаю, кто ты, – сказала Катя, глядя прямо на меня, – но большое тебе спасибо.

– Не за что, – сказал я. – Если честно, я сам не знаю, кто я, но давайте пойдём куда-нибудь подальше отсюда.

– Хорошая мысль, – мрачно сказала Светлана.

Мы пошли по перрону. Многие пассажиры, устав от путешествия, тоже ненадолго покинули поезд, и на станции сделалось людно, словно у входа на футбольный стадион перед матчем. Фонари горели пронзительным мандариновым светом. На здании станции размещался большой, шесть на три метра, плакат с бело-зелёно-красным флагом. Зелёный цвет был приятного тёплого оттенка ростков молодого бамбука. Надпись золотого цвета гласила:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МИНСКУЮ ГОСУДАРСТВЕННУЮ РЕСПУБЛИКУ!

Сбоку от станции был разбит небольшой декоративный сквер с елями. Фонарь здесь почему-то не горел. Перед круглой клумбой стоял гранитный валун с прикреплённой табличкой. За ним возвышались два флагштока. От растений, что цвели на клумбе летом, остались только пожухлые печальные ростки, торчащие из земли, словно проволока из полуразбитой гипсовой скульптуры.

Мы остановились под двумя повисшими в безветрии флагами. Один из них был российским триколором, второй – бело-зелёно-красным.

– Курите? – спросила Катя, доставая пачку сигарет из кармана куртки. Я отрицательно покачал головой.

– Бросила, но буду, – сказала Светлана, беря предложенную сигарету. Я разглядел, что это была самокрутка. – Меня до сих пор трясёт.

Катя достала спичечный коробок. Первая спичка сломалась в её пальцах, а вторая просто не зажглась. Прикурив с третьей попытки, она передала коробок Светлане. Две женщины ещё раз посмотрели на меня.

– Слушай, так кто же ты? – спросила Светлана, затянувшись и резко выдохнув. Запах сигаретного дыма был крепковатым, но в целом приятным. Я пожал плечами. Сказать было нечего. Обманывать моих соседок мне не хотелось.

– Я историк, которого позвали консультантом в Москву. Мне дали служебное место для поездки, так что тут не моя заслуга.

– Просто так служебное место не выдают, – сказала Катя.

– Значит, кому-то сильно нужна моя консультация.

Фонарь, стоявший в сквере, внезапно моргнул и начал разгораться. Отброшенные нами тени были короткими и резко очерченными. Катя затянулась ещё раз, покачав головой. Я так и не понял, что в данном случае означал этот жест.

При свете фонаря стала видна надпись на табличке:

ЗДЕСЬ, В РАЙОНЕ ОСТРОВЦА И ГУДОГАЯ

18 АПРЕЛЯ 2031 ГОДА

БЫЛИ СОЕДИНЕНЫ 1-Й И 2-Й МИНСКИЙ УЧАСТКИ

ВЕЛИКОЙ ПОГРАНИЧНОЙ ЗАЩИТНОЙ ЛИНИИ «ЗАСЕКА»

– Флюорография им пройдена не по месту жительства. Заразы, – внезапно сказала Катя, выделяя букву «з». – Я три раза моталась в Калининград ради этой медкомиссии, потому что у нас в Черняховске уже лет пять как рентген не делают. Все нормально ездят с калининградской флюшкой, а тут взяли и докопались…

– Вас действительно могли бы посадить? – внезапно спросил я. Светлана молча курила, глубоко затягиваясь. Катя покачала головой.

– Штраф бы выписал за неоформленные бумаги, чтобы припугнуть, и на этом всё, – сказала она. – У меня муж работал инженером на железной дороге, так что я всю эту систему знаю. Если вдруг начнётся следствие о митинге или пикете в поезде, то сразу придут из опричной службы и спросят: кто допустил неблагонадёжных лиц в вагон? Кто не обеспечил должного надзора в пути? Кто позволил митингу начаться? Ну, и так далее. За такое дело в вагоне со всей поездной бригады снимут квартальную премию, выпишут каждому по три штрафа, и хорошо ещё, если никого не снимут с должности. Так что это он нас напугать хотел, чтобы мы молчали до самой Москвы.

Она затянулась ещё раз, после чего тихо выругалась словами, которые люди не употребляют от хорошей жизни.

– Нас-то что пугать, – недовольно сказала Светлана. Она уже выкурила свою самокрутку до половины. – Мы ведь ехали аккуратно, тихо, никому не мешали! Тут соседа укусила какая-то муха, и он раскричался на весь вагон…

Катя согласно кивнула, резко выдыхая сигаретный дым.

– Плохо то, что с ним ещё до Москвы ехать, – сказала она. – Чувствую, мы ещё натерпимся.

Мы снова замолчали. Светлана осмотрела свою самокрутку.

– Табак у тебя крепкий, – заметила она. – Непривычно. Это ваш?

– Да, из теплицы.

– Давно не курила хороших сигарет.

Мы замолчали. Я обернулся, чтобы посмотреть на состав. Отсюда он казался длинной трёхцветной лентой, уходящей в сторону заката. Сделав пару шагов и обогнув ель, я увидел вблизи тепловоз, на боку которого крупными буквами значилось «Калининградская дирекция тяги».