Анна Линн - Ветер и вереск. Книга первая

Наверху кто-то насвистывал мелодию «Утра» из Пер Гюнта. Лизу клонило в сон. От нечего делать она перечитала все листовки в храме, узнала о жизни католической святой Терезы из Лизье, о том, как подготовиться к исповеди, как пожертвовать деньги на детей в неблагополучных странах и расписание богослужений. Она тряхнула головой и решительно встала со скамьи. Что ж, хотя бы согрелась. На органе заиграли «Утро», и под эти торжественные звуки она покинула собор.

У собора, наматывая на шею шарф, она заметила, что парень оглянулся на неё, но смотрит куда-то за её спину.

Лиза подошла к нему ближе.

– Все неправильно, – пробормотал он отчетливо и с укоризной покачал головой, словно упрекал в чем-то Лизу, но смотрел по-прежнему мимо неё. – Все неправильно в мире. Несовершенно.

– Я согласна, – Лиза вздохнула и спросила: – Вам чем-то помочь?

Парень посмотрел вниз, на кончики своих кроссовок и замолчал.

Уходя, она несколько раз оглянулась на него, но он сидел, не поднимая головы.

Лиза снова шла по многолюдной улице, зажатой со всех сторон магазинами.

Какие-то парни с брошюрами в руках приставали к прохожим с обезоруживающими улыбками. Лиза, стараясь обойти одного, попала прямиком в радушные объятия второго.

– Добрый день! Вы откуда?

– Из России, – вздохнула Лиза.

– Оу! Я из Клайпеда, Литва, – парень тут же перешёл на ломаный русский. – Мы хотим помочь очень хорошему делу – научить читать людей из стран третьего мира, мы хотим сделать их жизнь лучше… Пожертвуйте нам, сколько не жалко, будьте так добры.

– Мне бы кто чего пожертвовал. Вы только безграмотным помогаете? А грамотным, но бездомным?

– Простите, я не понял…

– У меня нет денег.

– Хоть один пенс, – не отставал парень с милой улыбкой.

– Но это смешно.

– Нет, это общее дело.

«Идиот», – подумала Лиза, ну раз ему так нужен от неё один пенс – ей не жалко. Она полезла в карман за мелочью. 5 пенсов. Парень благодарил её так, как будто она дала крупную купюру, и вручил ей брошюру.

Лиза зашла в Макдоналдс, купила сэндвич и открыла тоненькую брошюрку. «Семинар для счастливой жизни». Да, ей как раз чуть-чуть не хватало счастливой жизни. «Интернациональное общество познания Кришны». Лиза скривила лицо, и брошюра полетела в мусорку.

«Вот ещё, отдать пусть хоть и 5 пенсов на общество Кришны. Уж лучше тому хипповатому парню у собора. Он ничего не просил и счастливой жизни не обещал. Наоборот, честно предупреждал о том, что мир несправедлив».

Она вздохнула и снова вышла на улицу. Следующий этап – снова автобус. Круговорот перемещений по Лидсу.

И уже в который раз она проезжала Хедроу, видела знакомые окна квартиры Ника, и сердце словно кто-то трогал ледяными пальцами. «Поеду культурно просвещаться. Здесь куча музеев» – бодро прошептала себе Лиза. – «Держись. Могло быть и хуже. Никто не умер». Всего-то – одну ночь прокантоваться. Завра снова она вернется к Одрэ. Ну или придется все-таки позвонить Кате. Наверное, Кате не понравится, что Лиза так внезапно к ней напрашивается, но уж конечно, она сестре не откажет.

Лиза прислонилась лбом к стеклу, глаза закрывались. Она достала мобильный и ещё раз набрала номер Кайли. Длинные гудки, которым нет конца.

Макс прогуливался по улице, ожидая друга. Окраина Лидса, больница Святого Джеймса, бедноватый район. Ничего интересного: с одной стороны кладбище за оградой, застывшая готика серых надгробий. Напротив – музей с названием «Thackray». Утро сегодня особенно ясное и ветреное. Он замерз.

Аккуратно подстриженные газоны и здание музея из красноватого кирпича было похоже на маленький замок с изящными башенками. И ни одного человека вокруг.

Зазвонил мобильный.

– Макс, тут засада, извини. Я приду к 11, не раньше. Извини.

– Отлично.

– Макс, ну слушай, это не моя вина. Извини, что так вышло. Ну ты пока в кафешке засядь или по музею поброди, там музей медицинский, кстати, интересный, я там был.

Макс, засунув руки в карманы джинсов, направился к музею. К медицине Макс не имел никакого отношения, но почему бы и нет. Он бродил по огромным залам. Экспозиции викторианской эпохи: антисанитария, высокая травматичность на фабриках, безжалостное использование детского труда, вездесущая чахотка, создание вакцин, родовспоможение, использование хлороформа… Восковые фигуры людей в натуральный рост, подлинные запахи (там, где была экспозиция «бойня» удушливо-сладковато пахло кровью). Макс без особого энтузиазма обходил зал за залом, и похоже, был здесь единственным посетителем в эти утренние часы.

Он вошел в очередной зал, посвященный деторождению, осмотрелся и удивленный, замер на месте. Потом неслышно сделал несколько шагов вперед, чтобы рассмотреть экспозицию получше.

Под вывеской «Having A Baby» на большой кровати лежала восковая роженица – леди в белоснежном чепчике, сложив руки на большом животе. Рядом подбоченившись и наклонившись к ней, стояла акушерка, тоже в чепце и фартуке: женщины, очевидно, вели беседу. Рядом с роженицей, которую судя по табличке над кроватью, звали Мартой, лежала третья фигура. Эта фигура и вызвала любопытство Макса.

Девушка. Живая, не восковая. Более того – современная, в коричневой спортивной куртке, джинсах и в полосатых носках. Девушка спала на боку, спиной к роженице, положив руки под подушку, и подтянув согнутые ноги к животу, темные волосы торчали из скрученного узла на затылке. Девушка дышала ровно и спокойно, словно находилась в своей собственной постели, и её рот был расслаблено приоткрыт.

Макс вышел из зала так же неслышно, несколько озадаченный, и неожиданно ему в голову пришла мысль, что, может быть, девушка нездорова. Вдруг ей стало плохо… да мало ли что могло её толкнуть стать частью музейной экспозиции.

Макс вернулся в зал и подошел к кровати Марты.

– Sorry, – он кашлянул. —Are you ok?

И подавил в себе спонтанный приступ смеха, представив, насколько комично эта ситуация выглядит со стороны. Девушка продолжала спать.

Он подошел к изголовью и наклонился над ней. На наволочке что-то было написано по-английски, слова закрывали небрежно рассыпанные пряди незнакомки.

– Эээээээ, miss, are you ok?

Девушка заерзала, утыкаясь носом в надпись на наволочке, убрала с глаз прядь волос и, наконец, подняла голову с подушки, осмотрелась и села в кровати. Она изумленно взглянула на Макса, и светло-карие её глаза словно расширились, и лицо приобрело выражение крайнего испуга. Она вскочила и забормотала:

– Простите, простите меня, я… я не хотела… Это случайно… простите…

Она была по-настоящему перепугана, эта Мартина соседка и на правой её щеке отпечатался след от подушки.

Макс закусил губу, чтобы не расхохотаться, и когда он начал говорить, голос предательски дрожал от внутреннего смеха: