Анна Линн - Ветер и вереск. Книга первая

…За окном в сумерках проехала машина и Либи, встрепенувшись, кинулась к окну:

– Папа, папа!

Катя вздрогнула и подошла к ней.

– Нет, Либи, это соседи. Это мистер Калахэм.

– Где папа?

– Папа далеко-далеко, far away.

– Папа завтра придет?

Катин взгляд метался по гостиной, ища, чем занять внимание дочки.

– Либи, а посмотри, я нашла сегодня Пеппу Пиг. Сколько мы её искали?

Либи взяла игрушку и улыбнулась.

Катя опустила жалюзи.

В окна застучал дождь, на мокром асфальте блестели желтые кружки фонарей, и ветер стал резким и неласковым.

Либи родилась в лондонском госпитале святого Томаса, в палате с видом на Биг Бен; Катя подходила к окну, смотрела, и ей сложно было поверить, что все происходящее с ней – правда. Ничем не объяснимый незаслуженный переизбыток счастья. И Катя была заранее готова, что что-то произойдет: или с ней случится внезапная болезнь, или возникнут какие-то серьезные проблемы в родах, и с девочкой – не дай Бог! – будет что-то не в порядке. Катя волновалась, что «заячья губа» может передаваться по наследству, и что бы ей ни говорили врачи, она успокоилась, только заглянув в лицо новорожденной.

Либи родилась здоровой и крупной и кричала очень звонко. Рядом был Брайан; он подержал дочку на руках, ничуть не стесняясь своих счастливых слез и с неохотой передал девочку Кате. Он же предложил тогда позвонить Катиной маме – пусть порадуется рождению внучки, но Кате не хотелось. И она соврала впервые, сказала, что ей сейчас не до того, и она позвонит позже.

Катиной матери имя внучки показалось очень забавным.

– Гос-поди, это что ж за имя? Ли-пи? Влипли! Липа… – ну как ты ж её звать будешь – Липа, Липа иди сюда! Хоть получше придумали б чего, а? Скоко ж имен там красивых – вон в фильмах, я смотрю все иностранные фильмы – как на подбор – Анжелика, а? Барбара, эта… Элизабета, как-то там… красивые все такие, а у вас – Липа.

– Мама, я больше не могу говорить, она плачет, – снова соврала Катя. – До свидания, я ещё позвоню.

Брайан был не против русского имени или межнационального – Мария, Анна, Ева, но особенно ему нравилось «Либерти», и он осторожно выспрашивал мнение жены по этому поводу. Катя подумала, что «Либи» – легкое, ласковое имя, пусть будет, как хочет муж. И в новеньком свидетельстве о рождении появилась запись «Либерти Ханна Кёрсли».

Брайан любил дочь до невозможности. Катя с удивлением наблюдала, как он может искупать новорожденную дочку один, как умело меняет ей подгузник, укачивает на плече, подложив пеленку ей под подбородок, на случай, если срыгнет, как бережно и правильно он поднимает и укладывает Либи. Поведение Брайана сильно отличалось от того, к чему Катя привыкла в России. Муж с радостью делил с ней все заботы о дочке и спрашивал, как и что с ней делать – не у Кати, а у медсестры или врача, и был готов отпускать Катю по её делам хоть на целый выходной день, когда Либи перестала зависеть от грудного молока. И хотя любая другая женщина на ее месте была бы рада, Катю это тревожило. Она чувствовала себя неуютно, словно Либи ей уже и не принадлежала и целиком и полностью была дочкой своего отца. Может быть, это были отзвуки ревности и Катя не могла себе объяснить, откуда берется это странное чувство, но всякий раз внутри что-то испуганно сжималось, когда Брайан любовно прижимал к себе дочку. Или когда Либи успокаивалась на его руках, а не на руках Кати. Либи росла, и Брайан позволял ей все.

– Она у нас красавица, ты посмотри, какая красивая девочка, – часто говорил Брайан Кате, подходя к зеркалу с Либи на руках. Бабушка Брайана была ирландкой и, видимо, по их линии Либи достались тонкие черты лица, светлая кожа и волосы с золотистым оттенком – цвета сахарного сиропа «Голд лайн» в жестяных банках, который Катя иногда добавляла в кашу Либи.

– Kiss me, Либи! – звал Брайан с порога, вернувшись домой после работы, подхватывал на руки подбежавшую дочь и только потом замечал жену. Её это не столько раздражало, сколько смущало. Катя панически боялась почувствовать себя не-хозяйкой в доме, иждивенкой. Брайану она была за все бесконечно благодарна и старалась быть безупречной женой и матерью. Поначалу, привыкшая экономить на всем, чем можно, Катя перенесла русские привычки и в английский семейный быт. Брайан любил чай с молоком, по утрам он наливал полную большую чашку, делал три глотка и отставлял чашку – на этом чаепитие заканчивалось. Когда Катя делала ему чай, она наливала меньше, по полчашки.

– Ты же все равно не допиваешь, зачем переводить продукты? – сказала как-то она, когда он спросил, почему чашка не полная.

Брайан посмотрел на неё с таким удивлением, что Кате моментально стало неловко и стыдно.

В тот же день муж привез несколько упаковок молока и чая, молча выгрузил их на кухне перед Катей, и она стала оправдываться – как маленькая девочка, что он не так её понял, ей же хотелось как лучше, она просто старается беречь его деньги. Брайан рассмеялся и сказал, что был бы рад, если её перестанет волновать вопрос денег, и что сегодня они поедут ужинать в ресторан: «Кэти, надень, пожалуйста, свое серебряное платье и поедем».

Он никогда её не ругал. Только однажды у него случился приступ ярости. Либи сосала палец, Катя никак не могла отучить её от этой привычки и придумала намазать ей руку перцем чили. Либи запихнула палец в рот и закричала так, что из гаража прибежал Брайан – посмотреть, что случилось с его принцессой (Катя не догадалась это все проделать без мужа). Брайан вырвал у неё из рук вопящую дочку, промыл водой руку и рот Либи, завернул в одеяло и долго носил по саду. Тогда он впервые назвал Катю «stupid cow». Катя ушла в комнату и молча смотрела на них из окна второго этажа, покорно ожидая, чем это все закончится. Катя чувствовала себя виноватой и не выходила из комнаты весь вечер, пока Либи сама не отправилась разыскивать маму. Брайан тоже избегал в тот день общения с женой, а на следующий привез ей букет цветов и попросил прощения.

У Кати была своя кредитная карточка, и денег на ней было много. Сначала она экономила, а потом перестала: Брайан ни разу за 7 лет не спросил, что она покупает.

Только однажды, когда они были в ТК МАХ, он предложил купить Кате понравившееся ей дорогое платье. И когда Катя ответила, что вчера она уже купила себе два платья на распродаже, Брайан её похвалил и только спросил – нужны ли ей ещё деньги и сколько?

…Брайану стало хуже внезапно: ни Катя, ни он сам не ожидали такой стремительности. Он болел бронхиальной астмой с детства, ходил всегда с ингалятором, раз в год ложился в больницу на обследование. В последнее время он часто просыпался ночью, садился в кровати, сипел, кашлял, уходил в другою комнату, чтобы не потревожить жену, а Катя всегда просыпалась, и лежала тихо, прислушиваясь к его шумному затрудненному дыханию. Все чаще он стал подолгу откашливаться в ванной по утрам, склонившись над раковиной, и тогда лицо его приобретало пугающий сине-фиолетовый оттенок.