Ветас Разносторонний - Полое собрание сочинений

Время пошло. Ровно, чётко, неумолимо. Тик, а потом так.

Матильда втянула лапы и голову в панцирь, ибо она была опечалена бесцельным ходом времени и обескуражена проделками старой бабки. Сева тоже не мог понять, зачем Зоя ускорила время и почему убрала со стола макет, с которого он творил очередной проект.

За окном светало.

Сева пристально смотрел вдаль и грустно вздыхал. Космопорт Бертран находился в глубине сине-голубого леса, на берегу прозрачно-серого озера с ласковым названием Лабертран, в котором сине-голубыми разводами и оранжево-коричневыми пятнами он и отражался.

Эта планета была одной из многих миллиардов жидких планет с различными видами живых и полуживых существ, которых называли траны, раны и аны. На таких планетах Сева Даль из Фигася в послед-нее время бывал очень часто. Везение, подумаете вы? Ничего подобного. Эти эксперименты были очень опасны.

Азотная атмосфера этой планеты придавала всем растениям и живым организмам оттенки от тёмно-синего до светло-голубого цвета. Изредка попадались бурые и коричневые камни. А чёрные пятна ракетных корпусов, гордо возвышающиеся над просторами планеты, грозным ястребиным взглядом смотрели в фиолетово-бурое небо. Радостный и ярко-кричащий вид планеты не веселил Севу. Было всё так же грустно. Или ещё грустнее.

Висящие в воздухе пятнышки серого цвета изредка перемещались то вправо, то немного левее.

«Птицы, – подумал Сева. – Или мухи…»

Но это были всего лишь листья, просыпающиеся после длительного сна. Они зевали и, пытаясь стряхнуть остатки сна, медленно перемещались то вправо, то немного левее в надежде кого-нибудь поймать и съесть.

Даль смотрел вдаль, но по-прежнему было тоскливо и неуютно, даже немного подташнивало. Грустью взятый в плен, он думал о том, что не может прямо сейчас, в миг желания, увидеть любимые просторы родной страны, родного штата, дистрикта и деревни. Родных и близких тварей: черепашку Матильду и собаку Просто. И не родную, но близкую тварь – Зойку Пейот. Не может увидеть, потому что улетел. Напрочь. И опять становилось грустно, щемило в груди, и он вздыхал. Вздыхал. Вздыхал. Опять тошнило.

Энергетический батут и шпили посадочных площадок космопорта возвышались над поверхностью планеты на десятки километров и издали напоминали огромного белого паука с коричневыми лапами. Он будто пробирался сквозь чащу навстречу к Севе. А того тошнит пуще прежнего, и спазмы уже начинаются.

Дрожь пробежала по коже холодной нервной волной, капли сине-ледяного пота выступили на лице. И Сева вовремя вспомнил, что на открытом воздухе нельзя долго находиться без скафандра, а то посинеешь.

– Я всегда видел то, чего другие не видели; а того, что видели другие, я не видел, – сказал он планете Вила Бертран, надел шлемофон на голову и двинулся в направлении космопорта.

Потому что эксперимент прошёл успешно, и пора было возвращаться домой, к тем тварям, за которых он в ответе. А ещё ему утром на работу.

– Вот, послушай, Зоя… Ты когда-нибудь думала, что мы вот так жить-то будем? – Сева Даль грустно вздохнул и обвёл рукой вокруг. Затем подошёл к окну и посмотрел в небо.

Оно было светло-голубое с рябью тоски и молча, как хмурый чекист, следило за неравномерным течением жизни Севы Даля, креативщика из Фигася, и равномерным течением жизни Зои Меска-линовны Пейот, потомственной неясновидящей соседки.

– А шо, Севанька? Али плоха живём? – Зоя, приятнейшая бабуля и «соседка дней моих суровых» (так Сева называл её, потому что это было так), ходила вдоль стены и рассматривала наброски и эскизы проектов, созданные в своё время Далем, соседом и «главным штрейбрехером Амстера» (а так она называла его за способность поддержать беседу на любую тему, в любом состоянии и в любое время).

– Вокруг природа какая! Загляденье просто некуда!

– Ну как ты не можешь понять, Зоя? Природа – это всего лишь картинки, отголоски бытия, спроецированные моим мозгом на твёрдую основу коры головного мозга и воспроизведённые посредством материи, они ничего не значат! Ты посмотри, ЧТО ВОКРУГ нас происходит! – Даль, накрываемый волнами мрачных мыслей, внимательно рассматривал свои ладони. Ему было интересно, что же всё-таки увидела вчера в его ладонях цыганка? И почему она, испугавшись, попятилась назад, спотыкнулась о поребрик и, навзничь упав, зашиблась?

– Этот мир, это государство, эта власть, что это?! Куда всё катится? Или тебе безразлична назревающая революционно-кризисная ситуация?! – Сева вернулся к основной теме, всё-таки жизненной для него здесь и сейчас. И вопросительно уставился на Мескалиновну.

– Нетжешь, касатик мой! Ты не подумай, что малодушна я к проблемам людским. Меня оч волнуют социяльныя неурядицы, которыя наблюдаютса повсемесна, и в городе, и на деревне. И у тебя вон тоже проблемы кой-какие есть. Оч волнуют! А этот рост цен на подсолнешное масло хотя бы! Ну куда это годитса так? – Зоя решила ретироваться и вступила в полемику со своей четкой линией, продовольственно-умиротворяющей. А иначе он ей вынесет мозг.

– Да ты по мелочам-то не разменивайся, думай глобальнее! Почему инвестиции основных социальных проджектов увеличивают, а на внутреннем рынке страны контроля за происходящим нет? Инфляция?! Почему мы должны слушать забугорные упрёки и равняться на них, прозябая в говнище? Ты знаешь, что такое дефолт, Зоя? – Сева был на взводе и уже готов был взорваться.

– ДЕ хто? – Мескалиновна сделала вид, что не расслышала последнее слово, хотя прекрасно всё понимала. – Ты, Сева, лажися в постель, укрывайся потеплей. Я тебе горяченького чайку налью и принесу. Тебе соснуть надо, а то третьи сутки как на нервах и ногах исходишь, – она очень любила этого милого юношу, который неоднократно спасал её Джульбарса, несуществующего пса, от чудищ, выходящих из пучин океана; и очень сильно переживала все проблемы вместе с Севой.

«Ипотека – сложный и завуалированный чётко отработанный механизм отбора средств у малоимущих слоёв населения с целью получения выгоды малой группой людей, стоящих у власти», – подумала Зоя, но не произнесла этого вслух. Она понимала, что такое может случиться с любым человеком, и это очень трудно пережить. И изо всех сил старалась уберечь Севу от нервного срыва и психиатрической клиники.

Поэтому в чай Зоя добавила сильное снотворное, хорошее снотворное и правильное. Приготовленное по рецепту своей бабки, из алтайских полевых трав и мексиканских кактусов, да грибов. Говорят, что это снотворное на время делает людей невидимыми, как мускатный орех.

Покрывало, сорванное порывом морского ветра, упало к ногам Зои Пейот, которая, сладко посапывая, сидела в кресле рядом с кроватью и чмокала во сне. Ей снилась былая молодость и её несбывшиеся мечты, которые начинали всё чаще сбываться. И всё чаще в её снах. Из которых она всё чаще не хотела возвращаться.