Даниил Мунин - РаЗтройство

– Да, мне и сейчас плохо от этого. Но я завершу рассказ. Я должен договорить.

– Говори тогда, – предложил Вертлюра с тяжестью в голосе.

Верба внимательно взглянул ему в лицо, прищурив глаза, как вроде припоминая, где он, и с кем говорит, будто очнувшись от сна. Дернулся, будто по телу прошёл электрический заряд, и заговорил уже иначе, выбирая слова, чтобы не сказать лишнего, как будто перед ним сидел враг.

– Давай в следующий раз, а? Что-то я забыл, о чём говорил…

– Нет! Начал говорить, договаривай. Немного же осталось, – поспешил Вертлюра, пребывая в шоке от такого поворота событий. Такое поведение рассказчика обижало.

– Ну ладно. Кратко! – воскликнул через минуту Верба, решившись отдаться в руки судьбы бесповоротно, – Но сначала покурим!

Верба продолжил свой рассказ.

– Что я говорил? На чём остановился?

– Ты говорил про душ, там ты подумал о чём-то.

– Точно. В душе… В душе я стал думать, что мои слова были обличением для неё, как вода, которое смывало её вину. Мне вдруг представилось, что, может, я ей даже помог! Понимаешь? Я помог! Ха-ха-ха-ха, – залился Верба нервным смехом, – я помог! А затем я подумал, что, наоборот, всё испортил, потому что теперь она примет это как очищение, и ей уже не нужно будет думать о последствиях, и в следующий раз она снова сделает подобное. А потом я стал думать, что вообще не имею права судить, потому что я ей никто, и это её выбор. В конце концов после всех этих терзаний я уселся под струёй воды и расплакался. Мне не становилось лучше, я плакал без результата, спускал слёзы в канализацию с грязью тела, расплакивал свои будущие раны. Так тоже нельзя. В итоге я решил звонить ей и извиняться, но так, чтобы не ранить её ещё больше. Наяву никто не говорил вслух о её ночной связи с псом, поэтому я решил извиниться только за глупые слова, и за весь ушат бреда, что вылил на неё, как помои. Я звонил, но она не брала трубку, от чего я переживал, что она сделает что-то непоправимое. – Верба остановился в нерешительности, продолжать ли, или закончить на этой ноте, но желание неизбежной справедливости настроило его на продолжение.

– Но с ней же ничего не случилось? Ты же извинился? – спросил Вертлюра.

– Не, ничего не произошло. Жива, здорова. Прошло несколько дней, и что ты думаешь? Да, мы встретились с ней вновь, и она приняла мои извинения как-то скомкано, да и я сказал лишь часть. Всё было замято и погребено. Я согласился с таким решением вопроса, и начал общаться с ней, как будто ничего не было, вроде как я ничего и не знал, и не говорил. Поначалу она была неразговорчива со мной, но так как нам часто приходится сталкиваться то там, то здесь, потому что живём мы близко друг от друга, то и общаться мы стали по-прежнему. Сейчас меня немного удивляет та легкость, с которой она отпустила тот эпизод в прошлое, но, может быть, это только внешне. Сам я и по прошествии нескольких недель продолжаю думать об этом, и это сверлит мою душу. До такой степени, что вчера я увидел чьё-то лицо на внешней стороне окна в моей спальне, похожее на маску с ввалившимися глазницами, причём лицо это было блёклым, но почти реальным. Я перепугался, медленно подошёл к окну и отдёрнул штору, чтобы убедиться, что мне показалось. Окно это выходит на открытый балкон, из-за чего страх был сильнее, потому что туда ведь можно в самом деле проникнуть! Но за шторой никого не было. Просто секундная иллюзия! Я отошёл от окна, вышел из комнаты и сразу вернулся, чтобы вновь посмотреть. Подбежал к окну, но и в этот раз там никого не было. Я, что же, с ума схожу? Галлюцинации? – с отчаянием в голосе и с исказившимся лицом вопрошал Верба куда-то в пустоту.

– Тебе просто показалось. Может это твоё отражение было? Об этом ты не подумал? – с невольной усмешкой спросил Вертлюра.

– Может, и отражение… Но это уже какой-то Оскар Уайльд.

– Почему Уайльд?

– Ну, портрет Дориана Грея! Я вижу уродов в отражении, потому что моя душа такая? – раздраженно проговорил Верба.

– Не заводись. Ты ж не Дориан Грей. Тот-то был красавцем! – от души рассмеялся Вертлюра своей уловке. Верба глянул на него с недоумением, но тут же начал вторить его смеху с ещё большим воодушевлением.

«Да, да! Ты прав! Прав! Ну, а как же!» – оба приятеля почувствовали разрядку напряжения, и на сердце стало светлее и приятнее. Приятели обнялись, и между ними зародились близость и понимание. Они стали друзьями.

– Знаешь, Вертлюра, а ты, оказывается, классный человек! Ты мне нравишься, как-то доверять я тебе стал.

– Спасибо, спасибо, друг. Мне приятно слышать это. Ты тоже интересный человек, нам надо бы чаще общаться!

– Да, кстати. У меня тут есть тетрадки, типа дневников, я хотел их выкинуть ещё утром, полистал, там какая-то галиматья из детства. Но я подумал, может тебе интересно будет глянуть? – проговорил Верба, весь зардевшись от стеснения о своём неожиданном решении.

– Детская галиматья, говоришь… Ну, давай, я гляну, – чувствуя неловкость от новой неожиданности, согласился Вертлюра.

Верба быстро вышел из кухни, и через минуту вернулся с потрёпанными тетрадями в руках. Тетрадей было три. Он подошёл к Вертлюре и протянул их ему, но, когда тот начал принимать их в свои руки, Верба, колеблясь, не разжимал своих пальцев. Вертлюра немного потянул тетради, и только после этого Верба разжал пальцы. Расставшись с тетрадями, он весь поник и опустил взгляд в пол. Вертлюра не стал их рассматривать, а сразу понёс к портфелю, чтобы убрать их и не доставать до времени. Верба вопросительно и с тоской в глазах посмотрел на спину Вертлюры, быстро складывающего тетради в туго набитый чем-то ещё портфель, и на секунду на его лице обозначились досада и злоба. Его руки сжались в кулаки, но увидав в следующий миг тепло улыбающееся лицо Вертлюры, он пришёл в себя.

Друзья ещё некоторое время посидели за чашкой остывшего чая, вновь покурили, и вот Вертлюра собрался уходить. Уже в прихожей они обменялись крепким рукопожатием. Верба последний раз бросил скользящий взгляд на портфель, но уже окончательно расставшись с тетрадями, решил не вспоминать о них более.

Вертлюра шёл дальше. Верба оставался позади в своей квартире со своими страхами и тоской. Закрыв дверь за другом, Верба вставил ключ в замочную скважину. Ключ провернулся несколько раз, преградив дорогу недоброжелателям Вербы, и остался сторожить это тёмное крошечное пространство дверного замка.

……………………………………………………………НАОБОРОТ……………………………………………………………………

В действительности этого разговора не состоялось. Теоретически он мог бы случиться между двумя очень близкими, и при том любящими вычурно выражаться друзьями, но такого не произошло.

Вертлюра же – сам по себе в реальности несуществующий человек. Этот персонаж – всего на всего, моя философствующая сторона. У меня нет личностного расстройства, просто при наличии Вербы, я бы хотел, чтобы мои идеи транслировались нейтральным персонажем, потому что идеи во мне возникали во все периоды моей жизни, независимо от того, назывался ли я Якобом или Вербой. Поэтому-то я решил вложить их в сознание третьего персонажа, которого назвал Вертлюрой.