Ксения Жигалина - Собаки

Воздух перед воротами мерцал и словно вибрировал. И чем ближе они подходили, тем это становилось заметнее. Ещё на подходе к ближайшему к ним исполинского размера столбу, левому, он понял, что заставляло так себя вести воздух на входе. Ветер. Точнее, ветра. Их здесь было очень много. Буйство цветов и запахов. Они дули отовсюду – сюда, в ворота. Место, куда дует весь ветер на свете, подумал он. Осенью, наверное, собираются целые ворохи разноцветных листьев. Зимой тут не пройти из-за снега всех снежных туч мира. Весной здесь наметает сугробы из лепестков цветов. В начале лета воздух белеет от облаков тополиного пуха. Большую часть всего этого ветер, конечно, оставляет по дороге сюда, да и сезоны на земле в каждую минуту времени присутствуют все без исключения. Но всё равно картины перед его глазами рисовались удивительные. Мог он себе представить такое, когда навязывался собакам осенью? Разумеется, нет. Как это вообще могло прийти кому-то в голову в здравом уме? Однако сначала он стал видеть ветер. Потом он прошёл чрез развилку сосен между двух лесов. И теперь он стоял у открытых посреди поля ворот, рядом с которыми столичная триумфальная арка смотрелась бы калиткой в деревенском палисаднике. Он стоял, пригвождённый к месту, задрав голову вверх, и не решался сделать ни шага.

А вокруг него, обходя его, как вода в реке случайный камень, занимая весь необъятный проём, неслись сияющие потоки с самыми разными ароматами. Он стоял, омываемый со всех сторон разноцветными искрами, и ловил. Вот запах чёрного чая. А это – склад покрышек. Сладкий перец, герань, какие-то цветы, сладкие и смолистые, и чеснок. Мокрая овечья шерсть, тыква, розовые кусты и мёд. Сандал, калиновое варенье, мята, лавр, костёр, ромашка, базилик, сухой цемент, кинза… Бесконечность. И посреди этого забавного занятия ему в голову пришла мысль. Точнее, не мысль, пытался он сформулировать потом, скорее, это было ощущение. Он вдруг почувствовал себя. Весь. Целиком. Причём так, словно он стал… новый. Он стал новый. Он усмехнулся, звучит по-дурацки. Но зато верно на все сто.

За этим оглушительным великолепием он совершенно отвлёкся от своих провожатых. Он огляделся, но собак нигде не было видно. Тогда он решил войти в ворота сам. Дойти досюда и просто постоять рядом? Это несерьёзно.

Он вышел на середину проёма, чтобы не смазать впечатления. Расстояние до обоих столбов впечатляло. Он показался себе муравьём в дверях.

Несмотря на постоянные порывы ветра, створки ворот были неподвижны. Ему пришло в голову, что они вообще не двигаются. Такие тяжёлые, или огромные петли заклинило намертво. Он пошёл вперёд. Когда он проходил под крышей, он задрал голову вверх. И тут, кажется, он понял, где он был в своём последнем сне. Здесь. Он входил в ворота. Проходил под крышей и шёл дальше, между двумя огромными створками.

Монументальность строения придавливала его к земле, но в то же самое время словно делала пылинкой, танцующей в солнечном луче. Эта странная двойственность и ощущение собственной новизны совершенно сбивали с толку, что было, тем не менее, удивительно приятно. Окрыляюще.

Расстояние и многоцветное сияние ветра, сопровождавшее его на входе, не позволяли ему как следует рассмотреть ворота. Он подошёл ближе к правой створке. Он шёл и шёл вдоль неё, и когда дошёл до конца, увидел, что её подпирает камень. Наподобие того, что стал постаментом памятнику в деревне, только гораздо больше. Со времён таяния последнего ледника, вспомнил он слова главы инициативного комитета.

Шириной створки ворот были в пару его ростов, а может, даже чуть больше, прикинул он. А вот из чего они? Выглядели они так, словно были сделаны из дерева, затем их тщательно заморили, а потом прошли, он покачал головой, пара-тройка миллионов лет и… Вуаля. Твердокаменные, изначально, возможно, тёмно-коричневые, со временем ставшие почти чёрными, а ещё через время ставшие поверх всего какими-то седыми что ли. Гадать можно было сколько угодно.

Не было на них ни изумляющей его чувство прекрасного резьбы, ни ажурной ковки, никаких иных декораций. Однако ворота ему так понравились, что он удивлялся сам себе. Он даже всерьёз стал раздумывать, не остаться ли здесь вообще. Ну, собак подождёт в конце концов, а то делись куда-то. Он даже рассмеялся от этого. И рядом с воротами, во-первых, его смех показался ему каким-то тихим и, вот интересно, не взрослым, а во-вторых, он внезапно почувствовал, что здесь, в этом странном месте, он на месте. На своём. И, почувствовав это сейчас, он понял ещё, что всё, это с ним, и никуда от него не денется. От этого одновременно защипало нос и появилось желание идти дальше. Он был совершенно сбит с толку, счастлив, как дурак, и, улыбаясь, всё-таки пошёл вперёд.

За воротами было совсем не поле. Снаружи виделось всё совсем иначе. Как с соснами в лесу. И по ту сторону лес, и по другую. И только пройдя между ними, стало ясно, что лес по эту сторону – совсем не тот лес, а может, и не там вовсе. А теперь ещё и ворота. Сейф в потайной комнате.

Ещё на входе в ворота он заметил, что ковыль из-под ног пропал, уступив место короткой жёсткой травке, почти выгоревшей на солнце. И земля дальше шла совершенно плоская, словно выровненная, ни ямки, ни кочки. А перед ним на одинаковом расстоянии, метрах в шести, друг от друга, начинались сложенные из камня стены. Они вырастали из земли постепенно, под одинаковым для всех углом, довольно пологим, и вырастали далеко выше его роста. Не с ворота, конечно, но гораздо выше него, раза в четыре как минимум. А земля между стенами постепенно уходила вниз, создавая что-то вроде котлована, тянувшегося вместе со стенами далеко вперёд. Так что высота стен целиком, от дна котлована до верха над его головой, была довольно внушительной.

Стен было много. Он насчитал тридцать одну и сбился. Каждая шириной почти с него. Благодаря расстоянию между ними было не так уж темно, но он не решился выбрать две из них и пойти между ними. Он поступил иначе. Он выбрал ту, что была примерно посередине, и взошёл на неё по пологому подъёму. Поднявшись, он увидел, что прямо стены идут недолго, а затем они идут зигзагами – то вправо, то влево, то вправо, то влево. Все одинаково. И зигзаги эти уходят вдаль километров на пять. Что там дальше, он решил узнать, не откладывая. А ещё там наверху он с удивлением понял, что выбрался из ветра. Совсем. Здесь над стенами его практически не было. Так, отдельные случайные порывы. Весь ветер остался внизу. Он обернулся – сияющие потоки из ворот направлялись в коридоры между стен, какой быстрее, какой медленнее, и текли по обе стороны от него, словно он шёл между каналами. Над стеной воздух был почти неподвижен и пахло полем.

Он пошёл вперёд по стене, как по дороге. Внизу, по обе стороны от него, шумел ветер. Периодически то справа, то слева он видел решётки во весь проём. Узорные. В решётках ветер посвистывал, теряя, наверное, понемногу то, что он не оставил ещё до ворот.