Елизавета Сагирова - Вниз по течению. Книга вторая

– Я ничего тебе не обещала, – сказала Натка, не то извиняясь, не то оправдываясь, – Я никогда не давала повода… тебе не на что злиться.

Клим пожал широкими плечами, отвернулся.

– Если так рассуждать, то и тебе Генерал ничего не обещал, разве нет? Почему же ты злишься?

На это она не нашла возражения, и понурилась. Взгляд упёрся в стоящую на полу коробку. Коробка… Кто и зачем передаёт ей гостинцы из лабы, если она безразлична Славе?

– Помочь распаковать? – Клим тоже посмотрел вниз, – Или не хочешь, чтобы я видел, что там?

– Да я и сама не знаю, что там. В прошлый раз проверяющий подогнал продукты… больше, чем обычно. И лучше. Я подумала, что так и должно быть, вроде как сразу после лабы усиленное питание полагается для скорейшего восстановления, но Рая сказала, что нет – другим такого не передавали. Тебе передавали?

– Да щас, передадут они! Догонят и ещё передадут. Обычно после лабы в избу притащат и бросят – поправляйся как хочешь или подыхай. Тут что-то другое…

– Я даже подумала, что это от Славы… ну, от Генерала. Но он бы тогда наверно хоть записку написал. Мол держись, я с тобой, или ещё что-нибудь, чтобы я поняла откуда ништяки свалились.

– Так вдруг в этот раз и написал? Не хочешь посмотреть? Или мне уйти сначала?

– Не надо уходить, – Натке и правда не хотелось, чтобы Клим уходил – она радовалась их примирению. С Климом было просто и весело, проще даже, чем с усталой и часто грустной Раей, или с резкой насмешливой Мариной.

Они вскрыли кухонным ножом плотно замотанную скотчем посылку. Точнее Клим вскрывал, а Натка нетерпеливо вытягивала шею, в глубине души всё-таки надеясь получить весточку от Славы. А может (чем чёрт не шутит?) и просьбу о прощении.

– Оп-па! – Клим отложил нож и рывком открыл отчаянно затрещавшую коробку. Внутрь они с Наткой сунулись одновременно.

На этот раз «гуманитарной помощью» оказались не только продукты. Они конечно тоже были: шоколад, сгущёнка, консервы, мёд, сыр, и что-то ещё, пока находящееся в плотной упаковке и поэтому неопознанное. Но помимо недоступного для местных жителей городского провианта, в посылке обнаружились и перевязанные бечёвкой мягкие свёртки.

– Одежда? – предположил Клим, ткнув один такой свёрток пальцем.

– Не знаю, – Натку куда больше интересовало наличие весточки от Славы, и ей не терпелось распотрошить посылку, – Давай посмотрим.

Клим снова вооружился ножом. Упаковочная бумага, целлофан, обрывки бечёвки полетели в разные стороны, и скоро на всех имеющихся в избе свободных поверхностях были разложены щедрые дары неизвестного доброжелателя.

– Да-а-а, мать, – протянул Клим, восторженно покрутив головой, – Разбогатела ты в одночасье! Упаковалась по полной! Аж завидно.

Натка не ответила, в полной растерянности обводя глазами внезапно свалившуюся ей на голову роскошь. Тут было и новое постельное бельё, и плюшевый плед, и шерстяные носки с узором из оленьих упряжек, и такой же расцветки рукавицы, и шарф, и зимняя шапка с пушистым помпоном, и…

– А вот такого я здесь ещё не видел! – Клим бережно взял в руки и встряхнул ярко-голубой приталенный комбинезон с отороченным мехом капюшоном. Протянул его Натке, – В тему, да? Это ж лыжный комбез! Кто-то в курсе, что ты покататься любишь.

Она взяла плотную, без всякого сомнения очень тёплую, но одновременно почти невесомую вещицу, прижала к лицу, вдохнула запах чистой ткани, и зажмурилась. Слава! Вот она – весточка от него! Не записка, которую мог почитать кто-то посторонний, а напоминание об их второй встрече, когда Натка мчалась на лыжах по замёрзшему речному руслу, а он догнал её на снегоходе и отвёз в деревню, спасая от надвигающейся пурги. Разумеется, Генерал знал, что она ещё встанет на лыжи, вот и позаботился о её удобстве, одновременно давая понять, что всё помнит!

– Раньше времени-то не радуйся, – хмуро сказал Клим, который, оказывается, внимательно наблюдал за меняющимся выражением Наткиного лица, – Это ещё ничего не значит. Точнее может значить совсем не то, о чём ты подумала.

– Откуда тебе знать, о чём я подумала? – огрызнулась Натка, и принялась бережно складывать комбинезон, уже прикидывая в уме, хватит ли ей здоровья завтра же использовать обновку по назначению, и выйти в лес на лыжах?

– Да не вчера родился, – Клим сморщился, будто собираясь плюнуть, но вместо этого лишь повторил, – Не радуйся раньше времени.

Натка решила не развивать эту тему во избежание новой ссоры, вместо этого водрузила чайник на печь и радостно сообщила нежданному гостю, что сейчас они, раз уж пошла такая пьянка, будут объедаться халявной вкуснятиной. От халявной вкуснятины тот не отказался, но его лицо оставалось тревожным и сосредоточенным, даже когда челюсти хищно перемалывали шоколад. А Натка не замечала этого – её душа пела. Слава всё помнит! Да, он ни разу не навестил её в лабе, но разве это было бы правильно? Что бы подумали о нём подчинённые? Как бы он объяснил персоналу свой особый интерес с одной из подопытных? Наверняка куда разумнее скрывать их отношения, да и в любом случае ему сверху виднее.

– Как поживают твои подруги? – Клим решил первым нарушить чинную тишину чаепития, – Маринке-то поди скоро уж рожать?

– Не очень скоро ещё. В апреле ждут.

– Видел тут её недавно – живот аж на нос лезет, думал, что вот-вот уже.

– Наверно ребёнок крупный. Да и сама она худенькая, вот и заметно так сильно живот.

Клим снова о чём-то задумался, даже жевать перестал.

– А она уже знает кто будет? Пацан, девка?

– Не, не знает. В лабе УЗИ беременным почему-то не делают.

– Странно это. Мало ли там плод как-то неправильно развивается?

– Здесь многое странно, – ответила Натка, и это вернуло её с небес на землю. От мыслей о Славе, который вновь замаячил на горизонте ослепительным божеством – к делам более насущным и куда менее приятным. Лаба. Тесты. Зловещая капсула сенсорной депривации, способная превратить абстяжный кошмар в реальность.

– Э… Клим? Ты когда последний раз в лабе был?

Тот взялся за подбородок.

– Так это… дай бог памяти… недели за две до твоего появления здесь. Как раз времени оклематься хватило. А чего?

– Что с тобой там делали?

Клим уставился на Натку, как баран на новые ворота, и она поняла, что её догадки были верны – в деревне не принято о таком спрашивать. Запретная тема. Табу.

И, боясь, что её прервут, торопливо заговорила:

– Мне нужно понять! Там со мной случилась очень странная вещь… и страшная. Мне было бы легче, если бы я знала, что не только со мной! Ты можешь не рассказывать, что именно видел, если это личное, просто скажи, становилось ли это… оно… настоящим?

Клим долго молчал. Его лицо закаменело, глаза уставились в пустоту, и в них, в этих широко открытых глазах, плескался откровенный страх. За окном, где уже сгущались ранние северные сумерки снова начала насвистывать позёмка.