Семён Ходоров - Иосиф и Сталина

Горы в окрестностях Казани не просматривались даже вооружённым взглядом, но Марк безоговорочно верил рекомендациям опытных и знающих врачей. Поэтому он, не задумываясь, взял десятидневный отпуск, снял с сберкнижки деньги, которые целый год собирал на поездку с детьми на Чёрное море и отправился со Сталиной в аэропорт. Марк не был силён в географии, однако, изучив карту, определил, что ближайшим к Казани, если не принимать во внимание холмистые Жигули, горным массивом является Кавказ. Буквально через день он с дочерью прилетели в Минводы, а оттуда на автобусе добрались до Пятигорска. В течение десяти дней каждое утро он укладывал Сталинку в коляску и отправлялся с ней на известную гору Машук, вздымающую на высоту 994 метра. Поскольку сам город находился на высоте 500 метров, то перепад, преодолеваемый Марком, составлял полкилометра. С трудом переводя дыхание и вытирая носовым платком выступающий пот, он катил коляску по крутому серпантину тропы, уходящей к вершине. За одно гуляние он совершал 4—5 таких спусков и восхождений, чтобы достигать, как советовали врачи, ощутимой разности высот и давлений. Как известно, барометрическая ступень предполагает, что изменение высоты на 11 метров меняет атмосферное давление на 1 мм. Таким образом, Марку удавалось вклиниваться в 40-миллиметровый перепад давления, рекомендуемый одним из казанских профессоров. Чудо-исцеление, прогнозируемое им, свершилось. К концу отпуска кашель значительно уменьшился, а через несколько дней после возвращения в Казань прекратился и Сталина выздоровела.

Но богу было угодно обрушить на Сталину, а значит и на её родителей, ещё одно испытание. В один из тёплых летних дней, сидя на корточках, она игралась в песочнице, ловко орудуя маленьким совком. Вдруг, ни с того, ни сего, эта маленькая девчушка опрокинулась на спину, глазки её закатились, лицо посинело, а дыхание практически не прослушивалось. Марк мгновенно подхватил её на руки, положил на подвернувшуюся скамейку и начал осторожно делать искусственное дыхание. Лишь через несколько минут, которые показались ему вечностью, милый ребёнок открыл глаза и попросила свой игрушечный совок. Второй подобный приступ произошёл с ней в том же парке, когда Марк был на работе, а Соня сама гуляла с детьми. В этот раз сознание потеряла не только Сталина от спазма неизвестного происхождения, а и её мать от нервного срыва. Соня пришла в сознание раньше дочери и обнаружила, что держит её на руках и громко кричит, взывая о помощи. К ней подбежала какая-то дама и, заглянув в потухшие глаза ребёнка, тихо прошептала:

– Женщина, зачем вы трясёте девочку, вы что не видите, что она мертва.

К счастью, в окружившей Соню толпе, нашёлся какой-то кадровый офицер, который, выхватив Сталинку из рук матери, как метеор, помчался к, первому попавшемуся на его пути, дому. Вбежав во двор, он плеснул в лицо малышки холодную воду из, неизвестно кем поданной, эмалированной кружки, после чего к девочке тут же вернулось сознание.

После этих двух случаев Марк понял, что дочку надо лечить. Он опять поднял на ноги лучших врачей города, но все они беспомощно разводили руками, затрудняясь поставить диагноз. Наконец, за лечение взялась женщина-профессор, заведующая кафедрой детской невропатологии Казанского мединститута. Немедленно назначили энцефалограмму – графическое изображение деятельности головного мозга. Для годовалого ребёнка закрепление хитроумных электродов в области головы оказалось совсем непростой процедурой. Но прошли и через это. В результате в головном мозге Сталинки было обнаружено микроскопическое тёмное пятнышко. Вердикт профессора был не очень однозначным, она, под разными углами разглядывая энцефалограмму и вращая её в разные стороны, не очень уверенно произнесла:

– Это маленькое пятнышко может являться процедурным огрехом, так как, наверняка, ребёнок во время обследования плакал, кричал и двигался. Но, вполне возможно, здесь имеется небольшая патология нормального функционирования мозговой деятельности. Что бы там ни было, я выписываю вам сильнодействующие таблетки и серию уколов в голову, которые надо делать в больничных условиях.

Марк знал, что когда есть сомнения в диагнозе, всегда имеет смысл выслушать мнение ещё одного специалиста. Таковым оказался врач-психиатр, приятель Марка, который работал с ним в одной больнице. Внимательно осмотрев девочку, он пришёл к выводу, что с его стороны у неё никаких отклонений нет. В тоже время он посоветовал с большой осторожностью отнестись к выписанным профессором таблеткам, которые могут привести к, необратимым для маленького ребёнка, последствиям. Окончательную точку в лечении дочки поставила Соня. Она, сквозь навернувшиеся на глаза, слёзы подчёркнуто внятно процедила:

– Я не профессор и не дипломированный врач, а простая медсестра. Но эта медсестра, может быть и не очень много, но, всё-таки, кое что понимает в медицине. Я не допущу пичкать дочку ядовитыми таблетками. У нашей любимицы, Марк, имеет место осложнение после коклюша. Может быть оно пройдёт само по себе.

То ли Соня оказалась умнее профессора, то ли прабабушка Сталины усердно молилась в синагоге, Бог смилостивился и ребёнок выздоровел.

Марк смутно помнил, что во время экзамена по небольшому курсу основ педиатрии в мединституте ему попался билет с вопросом «Сензитивный период развития ребёнка». В памяти удержалось только, что он охватывает первые шесть лет жизни детей и что в это время их организм обладает повышенной чувствительностью к воздействиям внешней среды и оказывается готовым к усвоению новых форм поведения и знаний. Из этого вытекало, что надлежало внимательно изучать психологическое поведение ребёнка, выявить, что его интересует, всячески поощрять накопление новых познаний. Переводя это на простой язык, следовало не только ежедневно, а, если и не ежеминутно, то хотя бы ежечасно заниматься с детьми. Возможно, в обеспеченных семьях, где у родителей было много свободного времени, соблюдался этот канон. Марк же, озабоченный добыванием финансов для обеспечения семьи минимальными благами, кроме основной работы, продолжал брать ночные дежурства, которые неплохо оплачивались. Два раза в неделю по вечерам он принимал в поликлинике, брал на себя руководство интернами и давал частные уроки по химии для абитуриентов, поступающих в медицинский институт. Всё остальное, что называлось словом «хозяйство», ложилось на, отнюдь не могучие, плечи Сони. Понятно, что слово это даже в малой степени не отражало огромный спектр того, что она переделывала за день. Если благородная продукция Марка выражалась в количестве больных, которых он излечил, то его хрупкая и милая жена мыла, стирала, чистила, куховарила, покупала, одевала, подметала и совершала ещё кучу незаметных и трудоёмких дел, что не выражалось в исчисляемых единицах. В список перечисленного не входило самое главное. Соня, между ворохом неотложных домашних дел, занималась самым приоритетным делом – воспитанием своих ненаглядных тройняшек в рамках периода, который её учёный муж называл умным словом «сензитивный».