Инга Лис - Истории дождя и камня

Так, сказал сам себе, а ну-ка, соберись.

В самом начале, когда после смерти Жака прошло совсем немного времени, он ужасно боялся, что постепенно начнёт забывать лицо друга. Раз за разом мысленно вызывал образ любимого человека, вспоминая каждую чёрточку: всё казалось, что, если хоть какие-то подробности о нём сотрутся из его памяти, он, таким образом, предаст его.

Постепенно страх этот ослабел, но привычка беседовать с приятелем, особенно в минуты душевного напряжения, осталась.

Вот и сейчас Шарль откинулся затылком на спинку кресла и прикрыл глаза.

Привычно вызвал в памяти знакомую картинку.

Кузня, погружённая в вечный полусумрак, грубо сколоченный стол, инструменты… Жар, от которого моментально хочется засунуть голову в бадью с ледяной водой, хотя она предназначена совсем для других целей.

Жак в штанах и переднике на голое тело. Рыжие вихры подвязаны кожаным шнурком; прищурившись, внимательно разглядывает горячую заготовку, которую держит в щипцах.

Он всегда самым тщательным образом проверял качество деталей, предпочитая скорее задержать заказ и получить взбучку от старосты, чем отдать бракованное изделие.

А потом кузнец обернулся.

«Ты чего, малыш? – спросил он, усмехаясь краем рта. – Всё в порядке?»

Да, мысленно ответил Шарль, улыбнулся невольно тоже, всё в порядке… наверное.

«Гляди мне, – и Жак, словно наяву, вытер грязной рукой мокрый лоб. – А то ведь… я всегда готов выслушать тебя, ты же знаешь…»

– Да, – пробормотал молодой человек. Поднялся, налив себе вина, и залпом опорожнил кубок. – Я всё знаю, приятель. По-прежнему не знаю только, как мне быть без тебя…

И тем не менее, как и всегда после подобной беседы, на душе стало легче.

Юноша в последний раз пробежал глазами письмо, а затем порвал его на клочки и бросил в камин.

Ну вот, на ближайшие несколько дней душевный покой ему обеспечен.

А потом… потом он опять будет ждать очередной весточки из Гаскони, а ночью просыпаться от невозможно реальных и оттого ещё более мучительных кошмаров.

…

Молодой человек собрал волосы в хвост и, прихватив шляпу, спустился вниз.

Тётушка Мари, его приходящая служанка, как и всегда, с тряпкой наперевес воевала с несуществующей пылью.

В своё время, едва приехав в Париж, Шарль снял комнату над трактиром «Зелёный лис», что на улице Вье Коломбье.

Просили недорого, а шум юноше не мешал ничуть, потому что, будучи занятым службой, он практически не бывал дома.

Однако не прошло и двух недель, как жена трактирщика, разбитная смазливая бабёнка, стала делать своему постояльцу довольно недвусмысленные намёки о преклонном возрасте мужа и женском одиночестве.

Поначалу молодой гасконец вообще не обращал внимания ни на улыбки, ни на якобы случайные прикосновения – его мысли были совершенно о другом, – но когда хозяйка попыталась перейти к более активным действиям, молча собрал вещи и тем же вечером съехал.

Несколько дней он жил в казарме, но там всегда было слишком шумно – даже сильней, чем в трактире, – а каждый второй просто считал своим долгом попытаться залезть к новобранцу в душу, поэтому Шарль принялся искать новое пристанище с удвоенным энтузиазмом.

Это оказалось не так легко, особенно если учесть, что ввиду недавнего плачевного опыта, юноша стал чересчур требователен к условиям проживания.

Он даже успел приуныть и где-то смириться с перспективой ещё надолго застрять в казарме, когда совершенно случайно наткнулся на дом на углу улицы Бак и набережной.

Дом был трёхэтажный, но небольшой и какой-то очень аккуратный; особенно привлекательным Шарлю показалось то, что первый и третий этажи были снабжены каминами, а первый этаж, в довершение ко всему, ещё и настоящим очагом, что по тем временам было редкостью. Владельцем значился мастер-кровельщик Пьер Юло. Вот его сын Никола и сдал жильё молчаливому юноше с седыми висками и ужасным гасконским акцентом.

Шарль сразу поставил условие: жильё только его, никаких других квартирантов. Ни под каким предлогом.

И, не торгуясь, заплатил за аренду довольно круглую сумму.

Всё равно тратиться ему было особенно не на что, ведь в еде и одежде гасконец всегда был достаточно неприхотлив.

Куда сложнее обстояло дело со слугой.

Многие молодые дворяне зачастую приезжали в Париж уже в сопровождении слуги, однако Шарлю, как известно, это не удалось.

Более того, мысли о том, что вот они с Жаком могли бы жить под одной крышей, не вызывая ни у кого никаких подозрений, провоцировали такие приступы душевных мучений, что и речи не могло быть, чтобы пустить в дом кого-то постороннего.

Но без слуги тоже было не обойтись. Хотя бы для того, чтобы изредка прибираться в помещении и носить прачкам его одежду. Ну и доставлять еду из трактира, когда молодой гасконец чувствовал себя плохо и был не в состоянии оставить постель.

Проблема решилась сама собой, когда однажды вечером в двери дома постучалась невысокая старушка и суровым голосом сообщила, что зовут её тётушка Мари, что живёт она в доме по соседству и, если сеньор не против, может взять на себя хлопоты по хозяйству. Откуда она узнала, что требуется служанка? Так это по молодому господину сразу видно. Что называется, без слёз не взглянешь.

Так и сказала: без слёз не взглянешь. Шарль тогда от неожиданности засмеялся даже и без колебаний согласился.

И не прогадал.

Старушка оказалась довольно забавной, но при этом очень ответственной.

Во-первых, она сражалась с пылью и беспорядком так, будто они были её персональными врагами.

Во-вторых, так же активно попыталась опекать своего нового хозяина, а когда гасконец вежливо намекнул, что делать этого не стоит, страшно обиделась и всерьёз дулась несколько дней.

Потом, конечно, перестала, однако теперь при каждом удобном случае демонстрировала своё глубокое убеждение в том, что молодой человек без неё просто пропадёт.

Шарля всё это крайне забавляло, и он только улыбался, наблюдая, каким осуждающим выражением лица тётушка Мари каждый раз сопровождает выполнение всех его просьб.

Мол, что этот юнец может смыслить в решении хозяйственных проблем?

Да, не смыслил и не собирался, но визиты служанки, несмотря на всё её ворчание, привносили в его существование подобие стабильности и даже какого-то уюта.

– Я ухожу, – сказал он старушке, а она даже не обернулась. – Буду только завтра. Все, кому я понадоблюсь, могут найти меня в казармах или Лувре.

– Да уж понятно, что не в кабаре, – губы тётушки Мари сложились в подобие улыбки. – И оденьтесь потеплей, потому что на улице скверная погода.

– Обязательно, – Шарль улыбнулся ей в ответ и оставил дом.

Погода и впрямь была скверной.