Инга Лис - Истории дождя и камня

Он улыбнулся и едва не позвал Жака, спохватился в последний момент: привычка держать все чувства в узде всё-таки сработала вовремя.

Медленно открыл тяжёлые после дурного сна глаза.

– И чего, спрашивается, в кресле спать, если плохо? – служанка смотрела с таким видом, словно он совершил преступление. – В постель бы легли…

Шарль в ответ только раскашлялся глухо, а губы тётушки Мари сжались ещё суровей.

– Я его спрашиваю, что с продуктами делать, а он кашляет, и всё… Вот наказание, а не хозяин!

– Продукты… спасибо… – юноша улыбнулся слабо, дотронулся до лба – ну, конечно, жар. – Нагрей мне молока с мёдом. А жир оставь – я сам разотрусь.

– Вот наказание… – повторила служанка, но уже значительно мягче. Положила ему на лоб жёсткую, натруженную ладонь. – Лекаря-то позвать?

– Не надо, – гасконец аккуратно вывернулся из-под её руки, поднялся медленно, чтобы не сильно шатало. – Давай молока. И ещё вина горячего. Я отосплюсь и завтра буду на ногах, вот увидишь.

– Как же, будете, – тётушка Мари, казалось, обрадовалась даже, что уличила хозяина во лжи. – Лежать пластом вы будете, как прошлый раз, что я, не помню? Да ложитесь уже, не то снова упадёте…

– Со мной всё в порядке, – два шага, отделяющие кресло от кровати дались Шарлю с неимоверным трудом; рубашка от пота даже прилипла к спине. – Просто мне надо отлежаться, вот и всё. Да, и до завтрашнего вечера меня ни для кого нет.

– Что уж тут непонятного, – пробормотала служанка. – До послезавтрашнего вечера вас нет.

– До завтрашнего, слышишь? – попытался возразить лейтенант, но старушка уже скрылась за дверью.

А молодой человек, едва коснувшись головой подушки, мгновенно провалился в горячий, муторный сон.

…

В болезни Шарль больше всего не любил то, как ощущается время. Заполненное изматывающим кашлем и жаром, оно тянулось неимоверно мучительно, словно в сутках было не двадцать четыре, а все пятьдесят часов. Тело ломило, чтобы подняться с кровати или просто дотянуться до кружки с водой, приходилось совершать поистине героические усилия.

Он то проваливался в сон, то приходил в себя и, трясясь попеременно от озноба и жара, долго пытался понять, какое сейчас время суток.

Ни вино, ни молоко уже не лезло в горло, от запаха гусиного жира откровенно тошнило, но Шарль добросовестно лечился, с кривой усмешкой размышляя о том, что чего-чего, а подобного педантизма раньше он от себя вряд ли мог ожидать.

Однако затем юноша вспоминал, как исходил кровью в пансионном лазарете, как тяжело заживали сломанные рёбра, и, стиснув зубы, продолжал глотать опротивевшее молоко с мёдом.

Он выкарабкался тогда вовсе не затем, чтобы умереть теперь от какой-то дурацкой простуды.

Он ведь и Жаку обещал, что будет беречь себя… а обещания надо держать, особенно, если это последнее, о чём тебя просят перед смертью.

Как и всегда, мысли о друге заставили молодого человека собрать в кулак всю свою волю и продолжить лечение.

Да и присутствие тётушки Мари было очень кстати. Разумеется, она никуда не ушла, потому что влажная повязка на лбу и кружки с горячим питьём на стуле рядом с кроватью гасконца появлялись с завидной регулярностью.

Шарль больше не пытался спровадить старушку домой, думал только о том, что в этом месяце надо будет заплатить ей двойную плату.

А ещё о том, что он так и не ответил до сих пор на письмо Пьера.

И о том, что если завтра не будет жара, то следует начать потихоньку приводить себя в порядок и возвращаться на службу.

Что, как это странно ни звучит, но он соскучился по рутинной проверке караулов и состояния оружия своих подчинённых, по запаху сена в конюшне и звону шпаг в фехтовальном зале.

И кто бы, чёрт возьми, мог подумать, что он окажется таким занудой?

Хотя… Шарль знал, что в данном случае не вполне честен с собой.

Его служебное рвение вовсе не было свидетельством желания выслужиться, как думали многие.

Оно было вызвано, в первую очередь, страхом, что по его недосмотру могут погибнуть люди.

Достаточно Жака – больше подобного кошмара он не допустит никогда.

Именно этим страхом и объяснялась строгость проверок, именно поэтому он первым ворвался в осаждённую крепость на острове Ре. Чтобы закрыть собой других, а не оттого, что не было страшно.

Было, да ещё как – с тех пор персональная коллекция кошмаров молодого гасконца значительно расширилась.

Хотя, с другой стороны… уж лучше страх подобного рода, чем повторение ситуации с Жаком.

Молодой человек вздохнул и всё-таки выбрался из-под одеяла. Причесался, не глядя – в зеркало смотреть откровенно побоялся, – сменил рубашку.

Единственное, с чем Шарль, несмотря на всю свою любовь к Парижу, решительно не желал мириться, было отсутствие воды.

Привыкший у себя на родине к возможности регулярного мытья, он никак не мог понять, почему отсутствие воды не расценивается в столице как большое неудобство: основная часть его сослуживцев грязное бельё отдавала в стирку прачкам, а вот мыться ежедневно было не принято. Вместо ванны полагалось несколько раз на дню менять рубашки, но и этим зачастую пренебрегали.

Бани на улице Нев-Монмартр использовались в медицинских целях, как последнее средство врачевания, и на лейтенанта мушкетёров, регулярно появлявшегося там, поначалу откровенно косились.

Вот и сейчас, выглянув в окно и отметив про себя с удовлетворением, что вроде бы распогодилось, Шарль подумал о том, что перед возвращением на службу следует обязательно посетить баню.

А потом он набросил на плечи камзол и, прихватив с собой кружку с очередной порцией горячего вина, спустился в кабинет, служивший одновременно парадной гостиной.

Поминутно откашливаясь, попытался сосредоточиться на письме брату.

«Пьеру де Кастельмор д’Артаньяну,

в собственные руки

Здравствуй, брат.

На днях получил твоё письмо, оно дошло в целости и сохранности.

Рад, что у вас всё в порядке.

Никогда не сомневался в ваших с Полем хозяйственных способностях. Более того, уверен: отец гордился бы вами.

Передавай привет матушке. В следующий раз напиши, пожалуйста, подробней о том, как она.

Отдельно поздравь Бернара и Нэнси, а также Поля и его супругу.

Чёрт… до сих пор никак не могу представить себя дядей, это так странно…

У меня всё в порядке. И со здоровьем, и со службой.

Возможно, мне удастся получить неделю отпуска, и до конца лета я смогу навестить вас. Но это так, мысли вслух…

Вот, собственно, и всё.

Жду ответа.

Шарль.

P. S. Спасибо, что заботишься о памяти… моего друга. Поверь, это очень важно для меня».

…

Он перечитал письмо и вздохнул.

Какое-то корявое, да ещё и вранья половина.