Инга Лис - Истории дождя и камня

Зато вмешался Портос. Уминая кусок хлеба с сыром, сообщил, довольно усмехаясь:

– Возвращайтесь, д’Артаньян, возвращайтесь. Потому что кое-кто уже выплакал по вам свои прекрасные глазки.

И добавил, словно Шарль мог не понять:

– Я имею в виду малышку Женевьеву.

– Портос, – укоризненно заметил Атос, однако мушкетёр даже бровью не повёл. Продолжил, как ни в чём ни бывало:

– Сегодня мы дежурили в Лувре и встретили её. Бедняжка спрашивала, что с вами стряслось, потому что вы не навещали её уже целых две недели.

– Переживёт, – отозвался гасконец совершенно бесстрастным голосом. – В крайнем случае, утешится с кем-нибудь другим.

– Как? – искренне поразился Арамис. – Вы допускаете… и так спокойно говорите об этом?

– Потому что я, дорогой Арамис, совершенно не ревнив, – Шарль стал пить вино, но был вынужден остановиться, потому что снова раскашлялся. – Да и, в конце концов… как можно требовать от женщин верности, когда мы сами… изменяем им на каждом шагу?

– И это говорите вы, который вот уже два года даже не взглянул в сторону другой прелестницы? – насмешливо протянул Арамис.

– А зачем? – лейтенант посмотрел на него с удивлением. – Какой смысл бегать от одной юбки к другой, когда все женщины одинаковы?

Портос громко фыркнул, Арамис же одарил молодого человека улыбкой:

– Вы ещё так молоды, д’Артаньян! Просто вы ещё по-настоящему не влюблялись.

– И правильно делаете, – произнёс вдруг Атос. – Ни в коем случае нельзя серьёзно относиться к любви. Потому что любовь – это лотерея, в которой выигравшему достаётся смерть.

Услышав такое, Шарль вздрогнул невольно. А ведь граф действительно прав. По крайней мере, для Жака его любовь закончилась именно так.

– Думаете? – спросил, не отрывая взгляда от кольца на пальце. – Что ж, я не помню, чтоб вы давали плохих советов, мой друг. Возможно, и к этим вашим словам следует прислушаться.

– А, по-моему, Атос, вы перегнули палку, – заметил Арамис. – Зачем вы пугаете нашего командира, ведь он – сущий ребёнок?!

А Портос, чтоб хоть как-то разрядить обстановку, пробасил насмешливо:

– У д’Артаньяна – белошвейка, у Арамиса – белошвейка… как там её – Мари Мишон, да? Атос, может, и нам с вами завести себе по такой же крошке, чтоб не выделяться?

Друзья засмеялись невольно, потому что прекрасно знали, в каких ежовых рукавицах, на самом деле, держит Портоса его возлюбленная, г-жа де Кокнар.

И Шарль, воспользовавшись переменой темы разговора, спросил:

– Какие новости? Надеюсь, я не пропустил ничего важного за эти дни?

– И да, и нет, – ответил за всех Атос. – Герцог Бэкингем в Париже.

– О, – гасконец приподнял бровь, – даже так?

– Представьте себе. Говорят, он приехал, чтобы обсудить с его высокопреосвященством проблему Ла-Рошели.

– Но говорят также, – вмешался Арамис, – что попутно он хочет всё-таки отыскать человека, сорвавшего ему когда-то свидание в Амьенском саду.

– Не понимаю, о чём вы, – бесстрастно отозвался молодой человек, а Портос захохотал во весь голос:

– Да ладно вам, д’Артаньян, неужели вы не помните, как оттащили герцога от одной… известной всем особы? Да ещё и угостив при этом оплеухой?

– Не помню, – лицо гасконца оставалось таким же невозмутимым. – Я дежурил в другой части сада. А вы, Портос, если память не изменяет мне, не дежурили в тот день вообще.

– Ну да, вы тогда посоветовали нам всем поменяться дежурствами… – пробормотал мушкетёр, слегка озадаченный крайне холодными интонациями в голосе друга.

– И за это мы по-прежнему искренне благодарны вам, – заметил Арамис. – Потому что в противном случае… не хотелось бы оправдываться перед его величеством, подобно де Тревилю. В отличие от капитана, к нам он мог бы оказаться не столь… милостивым.

– И тем не менее, – сказал Атос. – Герцог крайне злопамятен. А потому будьте осторожны, д’Артаньян.

Шарль поднялся, разлил по кружкам остатки вина. Его лицо по-прежнему было спокойным, даже безмятежным.

– Знаете, Атос, – сказал он, думая о том, что, наверное, всё-таки будет нелишним пообщаться с капитаном и разведать обстановку, – в этой жизни осталось очень мало вещей, которые… скажем так… тревожат меня по-настоящему. И Бэкингем не из их числа. Но за предупреждение благодарю.

– Даже если его визит означает войну в самом ближайшем будущем? – спросил Арамис, а лейтенант только головой покачал:

– Войны не избежать в любом случае. Я не думаю, что его высокопреосвященство, несмотря на весь свой талант дипломата, сумеет договориться с герцогом. Потому что Англии нужна эта война. Под любым предлогом. И нам, быть может, тоже.

– Мне – не нужна! – заявил Портос. – Почему я должен убивать этих несчастных гугенотов? Ведь они отличаются от нас только тем, что поют по-французски псалмы, которые мы поём на латыни!

– Если король прикажет – будете, – парировал гасконец с неприятной улыбкой. – Вы же должны понимать, что дело отнюдь не в псалмах.

– Вы, как всегда, правы, д’Артаньян, – сказал Атос, а в двери в этот момент постучали.

Это оказался посыльный, доставивший приказ капитана к вечеру явиться к нему в особняк на улице Риволи.

– Вот и закончилась моя болезнь, – сказал юноша, пробежав глазами записку. – Де Тревиль вызывает меня.

Мушкетёры тут же поднялись. Распрощавшись с другом, договорились встретиться вечером в «Сосновой шишке»: поужинать и заодно более подробно обсудить все последние события.

…

После их ухода Шарль не стал медлить. Не обращая внимания на причитания тётушки Мари, не желавшей вообще выпускать его из дому, оделся потеплее и отправился на улицу Нев-Монмартр. После такой вожделенной бани посетил цирюльника и вернулся домой.

Переоделся в мушкетёрский плащ и, прихватив с собой письмо Пьеру, поспешил в особняк капитана.

Несмотря на то, что новости, услышанные от друзей, нельзя было игнорировать, он действительно не беспокоился.

Во-первых, с той истории прошло слишком много времени.

Во-вторых, Амьенские сады тогда охраняли как мушкетёры, так и гвардейцы.

В-третьих, оттащив Бэкингема от насмерть перепуганной королевы, он обругал его по-испански. А на этом языке Шарль говорил куда чище, чем по-французски, и его гасконский акцент был практически неразличим.

А потом вообще набежало несметное количество гвардейцев, и молодой человек благополучно растворился в темноте.

Одним словом, вероятность того, что герцог всё-таки узнает его, минимальна.

Так что волноваться не о чем. И ничего, кроме чувства гадливости, данная история не вызывала.

Куда неприятней было размышлять о де Тревиле.

Отношение молодого гасконца к капитану было весьма двойственным.

С одной стороны, тот был другом отца и, как ни крути, благодетелем Шарля.