Инга Лис - Истории дождя и камня

Может, и впрямь увидеться с родными, пока не начались военные действия?

И могилу Жака навестить заодно…

Гасконец так задумался, что не заметил даже, как его подружка тихонько подкралась к нему и попыталась провести гребнем по волосам.

– Женевьева, нет! – Шарль перехватил её руки. – Ты же знаешь, что я не люблю этого!

– Прости, – совершенно не расстроившись, девушка потёрлась щекой о его грудь. – Просто я забываю всё время… А мне так нравятся твои волосы… их даже эта дурацкая седина не портит.

Лейтенант вздохнул, понимая, что злится вовсе не на возлюбленную, а на себя. За то, что нарушил одно из самых главных, установленных им самим правил: не думать о Жаке.

Юноша очень хорошо помнил, чем закончилась когда-то его встреча с Катрин, а потому, когда появилась Женевьева, постарался сделать всё, чтобы не допустить повторения подобной ситуации. Всё, что связано с погибшим другом – табу. Никаких мыслей, никаких воспоминаний, сомнительных поз и, упаси боже, никаких фантазий.

Возможно, он казался из-за этого холодным и сдержанным вдвойне, но его пассию вроде бы всё устраивало. Во всяком случае, девушка знала, что абсолютно вольна в своих поступках и, вздумай она уйти, лейтенант не станет удерживать её.

По крайней мере, за то время, что они были вместе, она не сделала ни одной подобной попытки.

Как казалось Шарлю, у них сложились своеобразные, но при этом приятные и необременительные для обоих отношения.

Когда два года назад одна из многочисленных белошвеек, обшивающих королеву и других придворных дам, начала строить глазки молодому мушкетёру, тот решил, что это очень даже кстати.

Во-первых, ему уже давно было не по душе посещение «лавок чести», где, несмотря на все предосторожности, за свои же деньги, помимо крайне сомнительного удовольствия, можно было подцепить массу малоприятных болезней.

Во-вторых, наличие постоянной дамы сердца позволило наконец-то пресечь все сплетни о трагической любовной утрате в прошлом. Пусть не до конца, но всё же, потому что расспросы на эту тему раздражали больше всего.

В-третьих, невзирая на душевные раны, которые Шарль безуспешно зализывал вот уже столько времени, физические потребности никуда не делись.

А Женевьева была юна, свежа и практически не испорчена близостью к придворной жизни.

И, хотелось надеяться, в дальнейшем также будет терпеть, в обмен на содержание, некоторые странности в характере своего кавалера.

Впрочем, гасконец никогда не интересовался, что подружка думает по этому поводу или что испытывает к нему, хотя и чувствовал, что Женевьеву такое равнодушие обижает ужасно.

Он не знал, что она заприметила его, ещё когда он был только кадетом.

Молоденький гасконец показался белошвейке крайне симпатичным, а седина в волосах делала его загадочным и привлекательным вдвойне.

Он долго не замечал её, и когда Женевьева уже отчаялась, вдруг пригласил на прогулку.

Естественно, она с готовностью ответила на его ухаживания, потому что, подобно всем девушкам, приезжавшим в Париж, кроме более-менее стабильного заработка мечтала о богатом покровителе.

И хотя молодой гасконец априори не мог быть богатым, не прогадала, потому что он неожиданно оказался удивительно щедрым кавалером.

Юноша без колебаний оплачивал белошвейке комнату, которую она снимала, водил её на прогулки, угощал сладостями. И непременно оставлял при каждом визите не меньше ливра на мелкие расходы.

При этом был абсолютно неревнив и не любопытен – поначалу девушка даже не могла понять, нравится ли ей такое отношение или, наоборот, оскорбляет.

А ещё Шарль д’Артаньян, в отличие от многих молодых людей, что добивались от симпатичной белошвейки взаимности, оказался крайне сдержан и, казалось, меньше всего интересовался физической близостью.

Да, он был нежен и внимателен, но частенько инициатива отправиться в постель исходила от самой девушки. А ещё чаще мушкетёр, навещая подружку, просто усаживался за стол в углу и, слушая её нехитрую болтовню, улыбался каким-то своим мыслям. А потом уходил, едва коснувшись на прощание губами щеки.

Больше всего Женевьеву настораживали его глаза. Даже когда гасконец улыбался, они оставались холодными и совершенно непроницаемыми. Она совершенно не могла понять, о чём он думает и, тем более, что чувствует.

Юноша напоминал ей туго сжатую пружину, и даже в моменты близости он не позволял себе расслабиться. Вообще казалось, что как раз с этой частью их встреч д’Артаньян старается покончить как можно быстрее.

Нельзя сказать, что девушку это слишком огорчало, просто поначалу казалось удивительным. Молоденький, хорошенький, да ещё и родом с горячего юга – и вдруг такая холодность.

Хотя, когда мушкетёр бывал в настроении – а несколько раз случалось и такое, – он становился просто великолепным любовником.

Конечно, причина была в женщине, оставившей после себя на память седину в волосах и тонкое железное кольцо на безымянном пальце – Женевьева даже не сомневалась в этом.

И как-то не удержалась, попытавшись разузнать о ней.

Продолжая всё так же безмятежно улыбаться, д’Артаньян ответил, что всё это – дела давно минувших дней, а потому она не должна забивать глупостями свою хорошенькую головку. Но выражение глаз у него при этом было такое, что Женевьева мигом прекратила все расспросы.

Но потом всё же заметила, надув губки:

– Если ты до сих пор любишь её… зачем тогда тебе я?

– Что-то не так? – теперь д’Артаньян выглядел донельзя удивлённым. – Или ты недовольна мной?

Она так растерялась, что даже не нашлась, что ответить.

И вправду, чего она хочет от своего кавалера?

Он щедр, внимателен, ненавязчив, ни разу не то что не ударил её, но даже голоса не повысил… Все подруги завидуют, и ей действительно не должно быть никакого дела до призраков из его прошлого.

Вроде бы не должно быть, потому что девушка вдруг поняла, что по-настоящему привязалась к мушкетёру.

Это отнюдь не входило в её планы, и Женевьева, чтобы убедить себя в обратном, одно время даже пыталась кокетничать со швейцарцами из личной охраны короля.

Правда, быстро перестала, потому что испугалась реакции д’Артаньяна. Нет, никакого скандала не было. Просто он как-то сообщил ей, со всё той же спокойной улыбкой, вскользь и совершенно между делом, что, если чьё-то общество ей более приятно, она может уйти в любой момент. Что отпустит её с лёгким сердцем, потому что понимает: он – далеко не самый лучший вариант для такой прелестной молодой девушки.

И она оставила все попытки понять своего лейтенанта. Просто приняла как есть – со всей холодностью, сдержанностью, седыми висками, многочисленными шрамами и прочими странностями характера.