Александр Поздеев - Античная юность. Повести, рассказы, пьеса, сценарии

– Славка, – тихо произнесла Люся, – у меня нет сил идти домой, можно я останусь у тебя?

– Хорошо, – ответил я, – постелю тебе в гостиной, но позвони тете, соври что заночевала у подруги, по-человечески так нужно, хорошо?

– Тете вообще-то все равно, у неё очередные гости, – вздохнула Люся, – но да, ты прав.

Я постелил Люсе постель, разогрел ужин, одновременно прислушиваясь к тому, как Люся горячо в чем-то увещевает тетю по телефону. Потом она пришла на кухню, присела на краешек стула.

– Да, вообще порядок.

– Ты валишься с ног от усталости, – сказал я ей, – ужинай, и иди-ка ты спать, – нам завтра в школу, не забыла?

Люся согласилась со мной, покорно доела ужин и ушла в гостиную, я прилег на своем диване, попытался заснуть, но в голову лезли всякие глупые и совсем не веселые мысли, сон упорно не шел. И когда я было совсем уже закрыл глаза, погружаясь в забытье сладкого сна, меня будто кто-то нарочно толкнул и, открыв глаза, я увидел что, надо мной стоит смеющееся привидение, девочка закутанная в одеяло, с распущенными волосами поверх него.

– Хочу к тебе, – Люсиным голосом произнесло привидение.

– Ложись, – не самым уверенным голосом ответил я. Люся скинула одеяло, и я увидел, что она одета в мою клетчатую рубашку. – Ложись, – повторил я. Она легла рядом со мной, обняла, я чувствовал жар её тела, её горячее дыхание, и уже не в силах противиться, притянул к себе, слушая как она шепчет мне в ухо разные нежности.

– Любимый мой, дорогой, единственный, – наговаривала мне она. Проспали в ту ночь мы от силы часа три, проснувшись примерно в семь утра я, прошел на кухню и увидел, что Люся уже собранная, одетая в школьную форму, готовит на кухне, режет бутерброды.

– Одевайся, – строго сказала она, будто маленькая жена, – в школу опоздаем. Потом мы ели бутерброды под пение кухонного радио, и вдруг, прервав молчание, она сказала: – Славка, мне в этой жизни нужен только ты и кино, я буду актрисой.

– Поедешь в Москву?

– Поеду, хоть нет ни денег, ни связей, но я упрямая. Она подошла, прильнула ко мне, заглянула в глаза, будто ища подтверждения своим словам.

– Я в тебя верю, любимая моя девочка, – ответил ей я.

Так закончился наш первый опыт в кино, потом я уже без Люси специально приходил на съемочную площадку посмотреть, как играет её роль настоящая актриса, но честное слово, уже через полчаса мне стало до зевоты скучно смотреть, как механически и скучно актриса повторяет команды режиссера без импровизации, совсем без огня, отрабатывая свою зарплату, свой гонорар на площадке. Но сходство действительно было поразительное, даже рост один, при том, что актриса была старше Люси лет на семь, и со стороны казалось, вот какая-то взрослая женщина сбрендила, напялила на себя школьную форму и изображает девочку.

Разумеется, в школу мы вернулись героями, нам завидовали, о нас говорили, но нам эта внезапно обрушившаяся слава не принесла новых друзей, а наоборот, прибавила врагов, а вскоре и поперек горла встала.

После премьеры, которая, правда, состоялась только в конце каникул в августе, девочки из нашей и сосед-них школ просто не давали мне прохода, подкарауливая у подъезда, даже на улице, просто везде. Аналогичная история была и у Люси, только с мальчиками, они-то все искренне считали, что Люся целиком и полностью сыграла эту роль сама, несмотря на то, что имени её даже в титрах не было.

Но все это было позже, а пока мы заканчивали девятый класс, сдавали экзамены и собирались на каникулы, после которых собирались перейти в новый учебный 1990—91 год. И мы не знали, никак не могли догадаться, какие потрясения принесет с собой этот год и для страны и для нас, все мы просто страстно жили, любили, радовались, наслаждаясь юностью. А мы с Люсей и вовсе не могли представить и предположить, что страшное пророчество, предсказанное нам в кино, сбудется в жизни.

Придя после последнего съемочного дня в школу, мы буквально все перемены только и делали, что рассказывали одноклассникам о том, как снимается кино. Мы ловили разные взгляды, завистливые, восхищенные, но только один взгляд был наполнен откровенной ненавистью, взгляд нашей одноклассницы Алены, обращенный одновременно и ко мне и к Люсе. Во время последнего урока на мою парту приземлился бумажный голубок с запиской внутри, в которой Алена просила меня прийти за школьный сарай, где происходили все школьные разборки.

После уроков, кое-как отговорившись от Люси, я пришел за сарай, где Алены, естественно, не было, а меня уже ждали два рослых бугая, которые явно были не из нашей школы. Без лишних слов я получил сокрушительный удар в солнечное сплетение и едва только от страшной боли согнулся пополам, как меня опрокинули и начали пинать ботинками. Сквозь пелену я услышал слова одного из напавших.

– Стоп, Гамадрил, стоп! Убьешь парня! Тебе бы только кулаками помахать! Ему достаточно.

– Слышь, паря, – услышал я обращенные ко мне слова, – это аванс, только чтобы с Люсей этой никто и никогда тебя не видел, ты понял, да, иначе кроме аванса будет и расчет по полной. Я нашел в себе силы подняться рывком.

– Не дождетесь, гады!

– Ах ты! – один из них бросился на меня, но его перехватил второй.

– Хорош, хорош с него, драпаем, смотри бегут сюда, его класс, человек двадцать, бежим! Сквозь полузабытье, прежде чем потерять сознание, я увидел склонившиеся надо мной милые и родные лица ребят из своего класса, Люси.

– Миленький, миленький мой, – причитала она, глотая слезы, – больно?

– Ничего, ничего, – улыбнулся ей я и тут же потерял сознание.

В общем каникулы я встретил на больничной койке, а экзамены сдавал там же в больнице вместе с другими больными ребятами, но чувствовал я себя как никогда хорошо, вот только тревога за Люсю никак не покидала меня. Она приходила ко мне чуть ли не каждый день, когда я уже нормально смог стоять на ногах (как оказалось отморозки повредили мне что-то в позвоночнике), мы по нескольку часов просиживали в комнате для свиданий, и расставались только тогда, когда нянечка тетя Дуся, которой нужно было мыть пол, прогоняла нас.

– Ну что, – спросил я её, – ты передумала уходить из школы? если ты хочешь в театральный, то нужно обязательно окончить десятый.

– Передумала, да как же я оставлю тебя, эта Алена обязательно ещё попытается с тобой что-нибудь сделать, я же знаю это её работа, тех бандитов судят, а она опять осталась в стороне. Я промолчал, потому что в моей голове уже незримо созрело решение.

Едва выйдя из больницы, я первым делом тут же отправился домой к Алене. Дверь она открыла мне сама, и была она сказочно хороша, в джинсах, в белой футболке, с волосами, распущенными до пояса. Увидев меня, от неожиданности сначала отступила в глубь коридора.