Мария Хайкина - Идущие навстречу. На перепутье

Оба помолчали. Мать Хорвина глядела на сына печально.

– Значит, ты изменил Ровине, и она исчезла… – проговорила Эрейна задумчиво. – Ты знаешь, мой мальчик, и привыкла ко всяким твоим выходкам. Но, честно скажу, такого я не ожидала.

Хорвин криво усмехнулся:

– Если я скажу, что я сам такого не ожидал, ты подумаешь, что я оправдываюсь?

– Ты просто расскажи, как это получилось.

Он вздохнул:

– Получилось все очень просто. Мы с Ровиной поссорились. Она опять ушла в свой приют, и я был очень сердит на нее. Этим и воспользовалась Элиса. Я согласился провести с ней этот вечер.

– Только вечер?

– Тогда мне казалась, что только вечер, но им одним дело не ограничилось. Элиса давно уже пыталась обратить на себя мое внимание, и на этот раз ей это удалось. Я помню, как смотрел на нее и думал, насколько она преданное существо. Понимаешь, она не видела от меня ничего хорошего и продолжала любить. Она пронесла свое чувство через годы разлуки. Я видел перед собой эти огромные черные глаза, бездонные как омуты, и мне казалось, что меня туда затягивает …. Помню еще, мне все хотелось потрогать черный завиток, что упал ей на лоб… Потом помню, мы подымаемся по лестнице, она держит свечу, а я иду следом… Помню еще ощущение перил под ладонью, они были какие-то тяжелые… или это я был слишком тяжел… Потом… Потом уже ничего не помню. Кажется, я много выпил в тот вечер… Не помню… Ты же знаешь, обычно я умерен в вине, но в тот раз… был один бокал, потом еще, потом… Нет, это уже стерлось из памяти. А потом помню уже утро, наше пробуждение рядом… и ужас от того, что произошло.

Теперь он избегал взгляда матери, он уткнулся глазами в пол, и перед его внутренним взором стояла Элиса, просящая и дающая роскошная женщина, такая, какой он увидел ее этой ночью.

– А Элиса? – спросила Эрейна после продолжительного молчания. – О ней ты подумал? Ведь ты же ее обесчестил.

Хорвин вскинул голову.

– Элиса, – повторил он, и впервые за этот вечер в голосе его прозвучал гнев. – Вот уж к кому я не испытываю жалости!

Он встретился глазами с матерью:

– Она сама стремилась к этому. Она боролась за такой исход с того момента, как ступила на порог нашего дома. Она получила то, что хотела. – Мать продолжала укоризненно смотреть на него. Он выдержал ее взгляд. – И все-таки, мама, я прошу об одном. Пусть происшедшее останется известным только нам. Пусть ничего не выходит за пределы нашей семьи. Как бы я ни относился к Элисе, я не хочу, чтобы ее имя смешивали с грязью.

…

Элиса гляделась в зеркало. Ей нравились эти утренние прихорашивания, нравилось любоваться своим отражением, перебирать украшения, следить, как каждый новый штрих придает ей привлекательности. Еще больше она любила горделивое осознание своего успеха, то ощущение торжества, что наступает после одержанной победы. Все-таки, думала она, машинально накручивая свой длинный локон на палец, чтобы завоевывать мужчин, одной красоты недостаточно. Нужна настойчивость, нужна находчивость, а нередко и терпение. Приходится подбирать ключик к каждому в отдельности. Так было всегда, и так будет впредь.

Элиса не торопилась отойти от зеркала. Опершись подбородком о локти и задумчиво рассматривая себя в стекле, она вспоминала. Вот Пэгит, задиристый рыжеволосый крепыш. Его вниманием ей удалось завладеть на той прогулке. Пришлось для этого заставить свою лошадь понести. Это ее-то покладистую лошадку, которая слушалась каждого движения поводьев! Не так-то просто было это сделать. Зато какой переполох поднялся, когда Пэгит спасал ее, каким героем он сразу себя почувствовал, как легко было потом высказывая ему благодарность, добиваться от него все новых и новых знаков внимания. А Тэльон, этот молчаливый независимый верзила. Она притворилась, что совсем не умеет играть в пикет, он учил ее, и как им было весело, когда она делала свои смешные ошибки и задавала глупые вопросы. До сих пор при воспоминании об этом ей хочется смеяться. А вот привлечь внимание Рогди удалось не сразу, он был тогда увлечен Сантиной, одной из ее приятельниц. И все-таки она справилась и с Рогди. Пришлась притвориться внезапно заболевшей, и, конечно же, джентльмен Рогди поспешил придти к ней на помощь.

Элиса вздохнула. Сколько их осталось позади, ее поклонников, верных товарищей ее беззаботной юности. Что они помнят о ней теперь? Задумываются ли они, каково ей сейчас приходится? Тряхнув головой, она отогнала неприятные мысли. Все сложится хорошо, сказала она себе, и улыбнулась своему отражению.

Она вновь занялась своим туалетом. Оставались последние штришки: приколоть брошь, чуть припудрить точеный носик, еще разок взбить пышные локоны. Настроение у нее поднялось, и она принялась весело напевать. Она победила. Как это и бывало прежде, она получила то, что хотела. Теперь Хорвин будет ее. Теперь-то уж он не сможет от нее отказаться!

Когда она спустилась к завтраку, Хорвин уже был в столовой. Угрюмо глядя в тарелку, он машинально работал ложкой, но видно было, что мысли его находятся далеко. Элиса отметила, что он был один, значит, смекнула она, Ровина еще не вернулась. Отлично, мелькнуло у нее в голове, есть возможность побыть с ним наедине. Пряча торжествующую улыбку, она вплыла в столовую и тут же запнулась, наткнувшись на его тяжелый взгляд.

– Доброе утро! – пропела Элиса, стараясь придать своему голосу твердость, но уверенность ее быстро таяла: его темные глаза сверлили ее, и недобрый огонь, тлевший в их глубине, заставил ее ощутить в груди холодок. В памяти сразу всплыло, каким становится Хорвин в ярости.

– Выйди! – его голос был глухим от сдерживаемого гнева.

– Я только хотела…

Он не дал ей договорить. Быстро встав из-за стола, он подошел к ней вплотную и, жесткой рукой взяв за локоть, вытолкнул в коридор.

– После придешь! – бросил он коротко, затворяя за собой дверь.

Элиса в нерешительности стояла перед дверью. Владевший ею с утра боевой задор призывал ее зайти внутрь и бросить его гневу вызов, но страх, воспоминание о том, как может Хорвин неистовствовать, ее удерживали. Она еще немного постояла, нервно покусывая губы, и пошла в свою комнату. Скорей бы уж Ровина вернулась, думала она, медленно понимаясь по лестнице.

Следом за ухоженной деревушкой, радующей глаз аккуратными крышами и резными ставнями, дорога вновь ненадолго нырнула в лесную глушь и, почти сразу, вывела к застывшим среди теснящихся нестройной толпой древесных стволов стенам монастыря. Сложенные из старательно подогнанных глыб песчаника, тщательно беленые, они тянулись вверх среди посеревшего уже снежного покрова, почти сливаясь с ним. Врастающие в небесную голубизну купола казались продолжением древесных крон. И зеленые купола, и белые стены, и стремящийся ввысь тонкий шпиль колокольни были неотделимы от этого леса, от его тишины и важности, они были его частью, и в то же время, они оставались самими собой, чем-то законченным и значимым, местом, куда тянет придти, и уходить откуда не хочется.