Мария Хайкина - Идущие навстречу. На перепутье

И он ушел на службу, оставив, тем самым, судьбу своей семьи в неловких элисиных руках. Уже через полчаса после его ухода Элиса постучалась в дверь ровининой комнаты.

…

Робко переминаясь с ноги на ногу, Элиса жалась у входа. Ровина не смотрела в ее сторону, укрывшись в глубоком кресле, она зябко куталась в шерстяную шаль. Глаза ее были отсутствующими, неясно было, слышит она или не слышит свою навязчивую посетительницу. Обычная уверенность изменила и Элисе, всегда бойкая и громогласная, сейчас она едва мямлила и запиналась.

– Ровина, нам надо поговорить. Дело в том, что я… Мне… Мне надо сказать тебе…

В наступившей паузе тихо прошелестели ровинины слова:

– Я тебя слушаю.

– Я… Ты… Понимаешь, я должна сказать тебе… Я… Я очень люблю Хорвина. Я давно уже его люблю.

– Я знаю, – голос Ровина оставался ровным и чуть слышным.

– Вот! Понимаешь, я люблю его, и поэтому… поэтому все и случилось!

Ровина не отвечала. Она продолжала глядеть куда-то вдаль, как будто эти неловкие признания ничего для нее не значили. Лишь тоненькая складка, легшая на ее чистый лоб, могла показать внимательному наблюдателю, что выносить присутствие кузины ей нелегко. Но Элиса не способна была замечать чужие страдания, влекомая лишь собственными переживаниями, она продолжала обрушивать на кузину свои чувства.

– И теперь я оказалось в очень сложном положении. Я даже не представляю, как мне жить дальше. Ведь я не просто обесчещена, я ношу в себе плоды нашего с Хорвином союза. Понимаешь? И что же мне делать?

Ровина впервые проявила признаки оживления. Выпрямившись, она посмотрела на кузину.

– Ты ожидаешь ребенка? Вашего с Хорвином ребенка? Я правильно тебя поняла?

Элиса опустила глаза.

– Да, – шепнула она еле слышно.

Ровина не отрывала от нее напряженного взгляда.

– Ты в этом уверена?

– Да, – подтвердила Элиса тихо. – Я уверена.

Глаза Ровины потеплели.

– Это же хорошо! Какая ты счастливая!

– Счастливая! – горько повторила Элиса, – Как ты можешь говорить такое! Я же стану изгоем, ты понимаешь, изгоем! Меня нигде не будут принимать. Я окажусь вышвырнутой из общества, понимаешь ты это? Как же мне жить тогда? Я этого не вынесу, жить всеми отвергнутой я не смогу! Не смогу, понимаешь!

Лицо ее скривила гримаса, она почти кричала, она выкрикивала то, что истерзало ей душу. Она не могла больше нести это в себе одна, она давно нуждалась в союзнике, и то, что она вывалила свою боль на еле живую Ровину, объяснялось не элисиным бессердечием, а ее неспособностью справиться самой. Она торопилась освободиться от своей ноши, переложить ее на другого, у нее даже не хватило сил подождать, чтобы дать Ровине отойти от собственной душевной травмы.

И Ровина, все понимающая Ровина, как этого и хотелось ее кузине, поспешила взвалить ее трудности на свои худенькие плечи. Поднявшись из своего кресла, она ласково обняла Элису.

– Какое все это имеет значение, когда у тебя будет малыш!

– Да не хочу я этого малыша! – выкрикнула та нервно. – Я жить хочу, понимаешь, жить! А с ним это станет невозможным!

Ровинины глаза сразу сделались строгими.

– Никогда не отказывайся от ребенка! – сказала она серьезно. – Ребенок – это дар, и он несет счастье.

Но мысль эта не могла принести Элисе успокоения.

– Мне он принесет только несчастье! – возразила она упрямо.

Ровина успокаивающе поглаживала ее руки и тихо уговаривала:

– Нет, Элиса, нет! Ты просто не понимаешь этого. Ты растеряна, испугана, и не способна увидеть главное. А главное то, что в твою жизнь войдет малыш. Твой малыш, твой и того человека, которого ты любишь. Он объединит вас, понимаешь? – Элиса напряженно смотрела на нее. – А как сделать, чтобы появление на свет твоего ребенка не сломало жизнь тебе? Это можно устроить, на это еще есть время.

Оставив кузину, Ровина отошла к окну и задумчиво оперлась о подоконник. Тоненькая фигурка ее была решительно выпрямлена, к ней начинала возвращаться свойственная ей энергичность.

– Мне надо подумать, Элиса, мне надо подумать, – сказала она, оглянувшись на кузину. – Прошу тебя, оставь меня одну, мне нужно принять важное решение.

Через час Ровина легким шагом вошла в элисину комнату. В руках у нее белел конверт.

…

Первой, кого увидел Хорвин, вернувшись вечером домой, была Элиса. Она была иной, чем утром, теперь шаг ее был тверд, а взгляд исполнен сознания собственной значимости. Хорвину сразу бросился в глаза белый конверт, что она сжимала в руке.

Он спросил сумрачно:

– Что тебе нужно?

Элиса протянула ему конверт.

– Я должна отдать тебе это. Ровина оставила тебе письмо.

– Письмо? – не отрывая взгляда от Элисы, он машинально взял конверт в руки. – Почему она пишет мне письмо, почему не хочет поговорить со мной сама? И почему передает это письмо через тебя? Какое ты имеешь к нему отношение?

На лице Элисы был вызов. Она твердо ответила:

– Об этом ты можешь прочесть сам. В письме все изложено.

Глаза его скользнули к конверту и снова вернулись к Элисе.

– Ты знаешь, о чем это письмо?

Она утвердительно нагнула голову. Хорвин нервно стиснул конверт.

– Что ты натворила, пока меня не было? Что здесь произошло?

Она выдержала его пристальный взгляд.

– Прочти письмо, и ты все узнаешь.

Конверт белел в его руке. Ровининым размашистым почерком на нем было написано: «моему мужу Хорвину лично». Внезапно ему сделалось страшно. Он торопливо распечатал письмо. Внутри находился один густо исписанный листок. Хорвин стал читать. Он прочел письмо один раз, поднял глаза на Элису и начал читать снова. Слова письма холодом отдавались у него в груди. Дочитав, он в третий раз пробежал глазами конец и поднял голову. Увидел элисин выжидающий взгляд. Напряженно сжал листок.

– Теперь ты мне скажешь, что произошло в этот день? Ты говорила сегодня с Ровиной?

Элиса гордо расправила плечи.

– Да, говорила.

– Что ты ей сказала?

– Правду.

– Какую правду?

– Правду о том, что я ношу под сердцем ребенка. Нашего с тобой ребенка.

К гневу, что тяжелой волной начал переливаться у него внутри, примешивался страх. Элиса стояла пред ним, и в черных глазах ее поблескивали торжествующие искорки. Жесткой рукой он стиснул ее ладонь.

– Почему ты сказала об этом Ровине? Почему не я узнал все первым?!

– Пусти! Да пусти же, ты мне делаешь больно! – Рванувшись, она выдернула руку и, отскочив, принялась растирать покрасневшую кожу. – Смотри, что ты сделал!

– Отвечай! – голос его дрожал от ярости. Отступив от него подальше, Элиса выкрикнула:

– Я сказала ей, потому что она должна это знать!

Он сделал шаг к ней.

– Где она?!

Элиса снова отступила.

– Она ушла.