Мария Хайкина - Идущие навстречу. На перепутье

– Ну, так пожалей ее. Не каждому повезет полюбить взаимно.

– Ты можешь жалеть ее?

– Я же – счастливая соперница.

– И все же я боюсь того, что может придти к ней в голову.

…

Так, бархатное вишневое с кружевной отделкой. Очень мне идет. К нему лучше всего подходят гранатовые серьги. Шелковое темно-синее в золотистую крапинку. Эффектно смотрится с желтым кушаком. Зеленое, расшитое темно-красными розами. Это я не слишком люблю, напрасно его прислали. А вот это, из яркой желтой парчи, с пышным шлейфом, мне очень нравится. Когда граф Ройтон увидел меня в нем на балу, сразу сделал мне предложение. Может, стоило согласиться? Была бы сейчас графиней, ни о чем не беспокоилась… А, впрочем, он – такой скучный, с ним бы я истосковалась. Ладно, пошли дальше. Белое муслиновое с рисунком из мелких васильков. Оно мне понадобится летом. Боже, неужели через полгода я буду все еще здесь. Не хочу думать! Что там еще? Бархатная черная амазонка, люблю ее, она выгодно подчеркивает мою фигуру. Помню, именно в ней я была на той прогулке с Хорвином. Боже, как с ним было интересно! Но куда я ее одену теперь, здесь же не держат лошадей? И как я размещу все это в моем шкафу? Разве в нем хватит места? Ну-ка, посмотрим… Так я и знала! Ровина! Ну, где ты? Ровина!

Элиса высунулась в коридор.

– Что ты шумишь? – быстрой, легкой походкой Ровина шла к ней. – Тебе нужна помощь?

– Конечно, нужна! – Элиса обиженно надула губки. – Я просто с ног сбилась, пытаясь разобрать одежду, что прислали из дома.

Зайдя внутрь комнаты, Ровина уставилась на ворох платьев и накидок разноцветной грудой валявшихся на элисиной кровати. Шарфы, шали, ленты, перчатки и прочие аксессуары, призванные дополнить и украсить женский туалет, были разложены на кресле, стульях, туалетном столике. Комната пестрела всеми цветами радуги, и среди этого беспорядка в растерянности стояла ее хозяйка.

– Не представляю, куда это развесить, – сказала Элиса нервно.

Ровинино лицо осветила лукавая улыбка.

– Ну вот, теперь ты в своей стихии, не скучаешь больше, – она ласково обняла Элису за плечи. – А что делать со всем твоим имуществом, мы сейчас придумаем,

Она еще раз окинула комнату внимательным взглядом. Заглянула в шкаф, подошла к комоду, задумчиво потрогала стоящую возле туалетного столика ширму, потом повернулась к кузине.

– Думаю, можно отгородить тот угол ширмой и устроить здесь нечто вроде гардеробной. Мы поставим туда вешалку, даже лучше две…

Элиса взглянула на угол, что указывала Ровина, и лицо ее исказила недовольная гримаска:

– Я не привыкла, чтобы гардеробная занимала часть моей комнаты. Тут и так негде разместиться.

– Я понимаю, тебе трудно привыкнуть к новому месту, – сказала Ровина примирительно. – Когда-то и мне этот дом казался таким маленьким, и я не представляла себе, где расставить и разложить все необходимое. Но видишь, все прекрасно устроилось, и теперь мне здесь очень нравится. И ты привыкнешь.

– Вот еще. Даже не считаю нужным привыкать, – потянула было Элиса, но кузина, не обращая внимания на ее недовольство, ласково похлопала ее по руке:

– Давай лучше займемся делом. Я поищу подходящую вешалку, а ты попробуй рассортировать свою одежду.

Лицо Элисы сразу сделалось жалобным:

– Да я и не умею этим заниматься. Для таких дел есть прислуга.

– У Фелиты много работы, я не могу ее просить еще и об этом, – строго сказала Ровина, но, видя, что Элисино лицо совсем вытянулось, добавила, – не беспокойся, я помогу тебе.

Тут новая мысль зажгла глаза Элисы.

– Послушай, у меня появилась идея! – обогнув кузину, она стремительно выскочила в коридор. – Видишь! Вот, эту комнату видишь!

Ровина вышла за ней следом. Элиса указывала на дверь комнаты, находящейся напротив ее собственной.

– Она же не никому не нужна. Вы с Хорвином занимаете две комнаты, я – третью, а четвертая ведь пустует, – Элиса торжествующе посмотрела на кузину. – Почему бы ее не использовать? Мы можем разделить ее на две части, в одной мы устраиваем мне гардеробную, а в другую поселим мою горничную. Ты говорила, что для нее в доме нет места, но мы можем использовать эту комнату. Ведь так? Хорошо я придумала?

Ровина чуть заметно покачала головой.

– У этой комнаты уже есть предназначение, – она достала небольшой ключик, вставила его в замочную скважину и широким жестом распахнула дверь. – Смотри!

Элиса шагнула вперед. Глазам ее предстала самая светлая, самая радостная, самая милая комната в этом доме. Веселые яркие обои, нежнейшего тона голубые занавеси, очаровательный маленький столик и два таких же крохотных стульчика к нему, детская колыбель…

– Это – детская? – пролепетала Элиса ошеломленно. – Но ведь вы же… Но у вас же… у вас же… нет детей.

– Еще нет, – поправила ее Ровина, улыбаясь.

– Разве ты… ты ждешь…

– Да, я жду ребенка, – подтвердила Ровина. Глаза ее сейчас сияли тем светом, который дает только радость материнства. Оживление сползло с элисиного лица.

– Да, но ты же… Ведь вы уже достаточно долго женаты, и до сих пор… – пробормотала она. – Я и не думала…

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – оборвала Ровина ее бессвязную речь.

Она вошла в комнату тем летящим шагом, каким спешат навстречу радости. Стремительно прошлась по детской, поправила стульчик, качнула кроватку, раздвинула занавеси, пуская в комнату больше света. Луч низко стоящего февральского солнца лег на светлый полог детской кроватки, заставляя его играть яркими красками. Волосы стоящей у окна Ровины, просвеченные солнцем, стали золотыми, казалось, она вся светится от переполнявшего ее счастья.

– Ты только подумай, как оживет это место, когда здесь зазвучит детский смех! – ровинин голос звенел.

Она обернулась к кузине, приглашая и ее порадоваться вместе с ней. Однако Элиса смотрела испуганно. Но Ровина уже ничего не замечала, волнение захватило ее, она торопилась вылить на кузину все, что давно стало главным в ее жизни.

– Ты вообразить себе не можешь, как я ждала этого ребенка! Долгие, невыразимо долгие четыре года. Казалось, все надежды бесплотны. Доктор даже предполагал, что это – последствия того времени, когда мы с Хорвином вынуждены были ночевать на голой земле, – Ровина стиснула руки, теперь в глазах у нее промелькнул след прошлой боли. – Ты представляешь, что мне пришлось пережить! Это тоскливое ожидание, эта пустота внутри, которую ничто не может заполнить. Хорвин легче переносил разочарование, ведь он мужчина, его не переполняла так жажда материнства. Я никогда не говорила ему о предположениях доктора, он стал бы винить себя, весь извелся бы. Все равно изменить ничего было нельзя… – Она глубоко вздохнула и тряхнула головой, прогоняя тяжелые воспоминания. – Какое счастье, что теперь все позади! Я жду не дождусь, когда возьму, наконец, на руки своего малыша.