Светлана Вяткина - Возвращение

– Благодарю вас, отец Иероним, я приду, – сказал Назаров, вставая.

Вечером, когда Рубинчик вернулся домой, Юрий рассказал ему о своем разговоре с настоятелем монастыря.

– И вы отказались! – схватился за голову Рубинчик. – Четыре года курортной жизни в монастыре, никаких забот…

– Но я вовсе не собираюсь идти в попы.

– А кто за это говорит? Вот послушайте анекдот. Сидел как-то ночью бородатый еврей над Талмудом и читал при свете свечи. Дошел до места, где сказано: «Бородой богат – умом беден», а рядом пояснение талмудиста Раши к этому месту: «Человек с густой бородой – болван». Поглядел бородач на свою бороду и стал размышлять: «Как быть? Остричь – Тора не позволяет, оставить – правда наружу выходит». Думал-думал и придумал. Поднес к бороде горящую свечу. Пламя вспыхнуло, борода сгорела, но вместе с нею обгорело и лицо. Глянул еврей в раскрытый Талмуд и приписал на полях: «Проверено и доказано». – Рубинчик громко расхохотался. – Ты, Юрь Николаевич, только отрасти бороду, а жечь не придется. Просто сбреешь, когда придет срок.

– Ну не могу я, Самуил, совесть не позволяет лицемерить.

– Святая наивность! Но за наивность я тоже знаю притчу. В дом к учителю Торы пришла перемазанная сажей женщина и спросила: «Раби, что мне приготовить сегодня на обед?» – «Иди домой и свари лапшу», – ответил он. Когда женщина ушла, раби сказал ученикам: «Сдается мне, что эта простодушная женщина – кухарка. Когда она спросила у хозяйки, что сготовить на обед, та ответила: “У раби своего спроси!” Вот она и пришла». Юрь Николаич, совесть обременительна. Мало ли чему вас учили в гимназии.

– А у нас говорят: где ум не осилит, там и хитрость не возьмет. Рубинчик понял, что лучше сразу голым задом в крапиву, чем убеждать Назарова, и сменил тему:

– Уже появились беженцы из Одессы и Крыма. Хорошо, что мы вовремя удрали. Я начал скупать у них вещи и драгоценности – это шикарный товар, на нем я поднимусь. Советую и вам, Юрь Николаич, не терять времени. Фарт не любит медлительных.

Назарову надоели уроки Рубинчика. Он признавал за ним изворотливый бойкий ум, знание человеческой психологии, оптимизм, но, в общем-то, они были людьми разной модальности. Он решил, что больше не может пользоваться чужим умом, следовательно, придется самому думать, как жить дальше. Пора было кардинально все изменить.

После ужина уставший за день Самуил быстро заснул, а Юрию не спалось. Из головы не выходили сообщенные Рубинчиком новости о России. Он тревожился о семье. Константинополь ему осточертел, но без денег, документов и визы нечего и думать о Европе. Рубинчик о переезде в Париж уже не помышляет, ему и здесь хорошо.

Назаров явился в монастырь к назначенному часу. Кроме отца Иеронима, в кабинете сидела дама лет двадцати пяти – тридцати в роговых очках, элегантном сером костюме и бордовых туфлях. Женщина без смущения оглядела вошедшего с головы до ног.

Отец Иероним представил Назарова, сообщив, что он русский, из хорошей семьи, образован, умен и может быть ей полезен.

– Меня зовут Лилиан Смит, журналистка из Соединенных Штатов Америки, работаю в журнале «Мир и человек», – сказала незнакомка, протягивая Назарову руку, которую он учтиво поцеловал. – Можете называть меня по имени. И я вас, если не возражаете, буду называть просто Джордж.

– Я к вашим услугам, мисс.

– Мой журнал интересуется русским вопросом. К сожалению, мне не хватает исторических знаний, чтобы разобраться в современной политической обстановке. Людям Запада трудно понять русских, которые веками испытывают мощнейшее тяготение к мистике, но, несмотря на это, отвергли религию. Мне нужен консультант. Вы согласны стать им, мистер Назаров?

Она сняла очки, и Назаров увидел, что у американки серые глаза и крашеные ресницы.

– Я готов попробовать, мисс Лилиан.

– Значит, договорились. Отец Иероним, благодарю вас.

Настоятель слегка поклонился в ответ.

– Буду ждать вас завтра между девятью и десятью часами в кафе гостиницы «Токатлиан» на Пер, – сказала американка Назарову.

На следующее утро, ровно в девять Юрий сидел в «Токатлиане», пил кофе и читал свежую прессу. Вскоре пришла Лилиан.

– Что пишут? – спросила она.

– Везде одно и то же: Кемаль, греки, большевики.

Лакей принес ей завтрак и кофе.

– Здесь говорить удобнее, чем в монастыре, – сказала она, намазывая джемом булочку. – Меня направил туда один французский журналист, узнав, что я интересуюсь Византией. Греки сейчас претендуют на восстановление былой империи и ведут войну в Малой Азии. Отец Иероним любезно разрешил мне пользоваться монастырской библиотекой, но у меня на это нет времени. Я журналист, а не книжный клоп. Вчера заказала монахам несколько статей по истории Византии, они напишут лучше меня. Теперь поговорим о вас.

Лилиан вынула из сумочки портсигар и протянула Назарову. Поблагодарив, он взял сигарету. Она тоже закурила.

– Я уже говорила, меня интересуют русские. К примеру, вы можете сказать, как появились термины «красные» и «белые»?

– Охотно объясню, мисс. В старой России были еще и «черные» – так называемые «черносотенцы». Красные – это революционеры. Черные считались консерваторами, а красных сначала даже за либералов принимали. Во время гражданской войны появились еще и «белые» – это те, кто не принял новую политику и восстал против большевиков. Они назвали себя «белыми», претендуя на нравственную чистоту своих политических риз.

– Понимаю, – сказала Лилиан. – Не думаете ли вы, что если в России укоренится большевизм, то впоследствии весь мир может разделиться на два лагеря – белых и красных?

– Кто знает, может, так и будет.

– Американцев это не радует. У нас своя идеология, цель которой – гуманизм. Даже капитализм у нас особенный, с элементами филантропии. Например, по инициативе Рокфеллера создан благотворительный фонд для помощи бедным. Именно из гуманизма мы сейчас кормим пол-Европы. Разве это не благородно?

– Еще бы, мисс.

– Прочтите биографии миллионеров – все они вышли из низов. Нам революция не нужна! – разошлась американка. – Вскоре наступит новая, глобальная американская, эра, и весь мир последует нашему примеру. Нет, красная звезда никого не соблазнит. Что сулят красные? Рабочую казарму! А люди хотят свободы. Вы согласны, Джордж?

– У кого есть деньги, тому нигде не скучно, мисс. Мне, например, довольно тоскливо живется, хотя свободы навалом. Вот если бы иметь хорошую работу, тогда и жизнь не казалась бы неудавшейся…

– Согласна, остаться без родины и без работы ужасно, – перебила его американка. – Но к делу! Мне нужен чичероне, но предупреждаю, это работа временная – пока я здесь. В любой момент журнал может послать меня в другую страну, поэтому я не могу брать на себя обязательств. Мои условия: стол, комната в отеле и сто турецких лир на карманные расходы. Будете жить в «Токатлиане». Работы будет много. Вы должны все время находиться в полном моем распоряжении. Согласны?