Саша Чекалов - Обновлённый мир

Энтузиазм, господа, вот залог… хм, да всего, комплексно! Не только, скажем, победы, с большой буквы П, но вообще любого успеха! И в конечном счёте – радости, от самого процесса житья испытываемой.

Что сегодня, в настоящее время, способно вызвать во мне энтузиазм? Скажем, те же листья… Тот же бульвар. То же кофе, не спорю. Но, легко догадаться, в кофейне будет не только кофе, правильно? Там музыка будет играть. Какая-нибудь Кристина, мать её, Агилера, да ещё и закольцованная, чтобы пытка никогда не кончалась… И девушки за стойкой будут коситься на тебя, перешёптываясь. И кондиционер будет дышать арктическим холодом прямо в лоб. А на бульваре полнó детей, демонстративно сыплющих матерными словами.

Я не жалуюсь, и… и вы не удивляйтесь, что я такая сволочь. Просто не повезло.

Зато этим двоим повезло необычайно. Непропорционально, несправедливо повезло! Во-первых, они молоды… и это же – во-вторых, в-третьих и в-пятых. В шестых – им повезло встретить такого покладистого человека, как я. В-девятых…

В девятых классах красивых девочек было завались, а мне почему-то нравилась невзрачная, её тоже звали Любкой. Однажды я подарил ей букетик ночных фиалок, но, думаю, она не знала, что это «её» цветы… Думаю, она так никогда и не узнала.

В общем, жизнь (дóма, с этой парочкой) превратилась в ад. Уж и не знал, что делать. А потом просто взял и… проснулся!

Ведь это был сон, вы помните?

Любки больше нет. Разбилась, когда ехала с одним придурком на мотоцикле. Он по пьяни не справился с управлением и на полном ходу въехал под фуру. Сам-то успел пригнуться, убрать голову, а Любку – которая сидела сзади, обняв его ногами, а руки положив на плечи красной искусственной кожи, Любку – которая за всю свою короткую жизнь никогда никому ничего плохого не сделала! – её

больше нет, как я уже и сказал… Но есть бульвар, пронизанный светом, дети ходят сюда, с родителями и без, за оградкой автобусы ездят, галки в кронах мечутся… Иногда попадаются очень симпатичные собаки.

Одна, гладкошёрстная, окрас бурый с белыми пятнами, сегодня подбежала, когда я сидел на скамеечке, и положила морду мне на колени. На секунду, не больше, а так стало радостно! Но её сразу позвал хозяин, и она убежала, да.

Бурятов Есен Мартыныч шёл по улице и бормотал, пытаясь удержать в голове лезущие, толкающиеся и беспорядочно теснящиеся строки:

Жизнь – она нестóящее дело,

Вон, ведь и природе ближе сон:

И листва на клёнах поредела,

И…

Зажурчал рингтон, нужно было ответить.

– Да!

– Это я, – ответила труба, – ты вечером когда будешь?

– Ой не знаю. Сегодня у нас мероприятие…

– У вас каждый день мероприятие. Нужно ребёнка забрать от бабушки.

– Ну!

– Я не могу. У меня сегодня сдача проекта.

– Прекрасно… А заранее предупредить никак?

– Вот, предупреждаю. Заранее.

– Ясно всё с тобой…

В сердцах он с силой надавил на значок отбоя, так что экран, и без того уже треснувший в двух местах, предупреждающе хрустнул. Не, ну что за жизнь, а?!

Попытавшись вернуться в состояние внутренней сосредоточенности, убедился, что оно тут как тут: ждёт наготове, дай только шанс отрешиться от повседневного, и…

И листва на клёнах поредела,

И с небес…

Мобильник опять пробудился ото сна.

– Наверно, связь барахлит, – сообщил он, когда Есен Мартыныч поднёс его к уху. – Так я на тебя рассчитываю.

– Слушай, не могу я сегодня, ну ты что, в конце концов! – Е Эм даже поперхнулся. – Ты понимаешь, что Рейн прибывает? Из Кёльна сообщили только что!

– А ты понимаешь, что от этого проекта зависит, поеду я в Мексику одна или мы поедем втроём? И увидит ли ребёнок раз в жизни Акапулько плюс музей подводных скульптур – тоже целиком и полностью…

– Слушай, ну пусть ещё денёк у мамы побудет! Той только в радость…

– Ей, может, и в радость, а ему? Ты знаешь, что она его Римму Казакову наизусть учить заставляет?! Нет? Вот то-то… А я хочу, чтобы мальчик нормальным мужиком рос, не такой закомплексованной бледной немочью, как некоторые…

– Это вот ты зачем сейчас сказала, а? Чтобы меня унизить? Хорошо, ты меня унизила, дальше что? Говорю тебе, сегодня я не могу! Никак, ясно?…

Бурятов выключил телефон и задумался.

Да, мама всегда любила Казакову. А вот он с детства предпочитал старую добрую Ахматову. Потому, наверно, и увлёкся в итоге её «сиротами»…

Кажется, всему милее сон:

И листва на клёнах поредела…

В очереди строк образовалась маленькая заминка (ну, наподобие «за мной занимала вон та, в бежевой курточке, а вас я вообще не помню»); впрочем, уже в следующий миг недоразумение разрешилось и процесс возобновился опять:

…и трава на склонах поседела.

Даже строки Рины Левинзон…

Он вздрогнул: при чём тут Рина Семёновна, это его строки! Ну-ка…

И трава на склонах поседела,

И сарай на площади снесён…

Тьфу ты, не идёт… Никак не идёт из головы патовая ситуация с вечером. Есен Мартыныч включил чудо техники, ввёл пин и приготовился. Через полминуты, как и следовало ожидать, раздался сигнал вызова.

– Слушай-ка, – как ни в чём не бывало заворковала благоверная, – тут одну курточку хорошенькую продают, совсем новую, зато цена… таких сейчас просто не бывает, я не преувеличиваю! И, если можно…

– Погоди, а с ребёнком-то что будем делать?

– А, расслабься: Мария Дмитриевна не возражает против ещё одного дня. Максимум двух. Потом она на конференцию улетает.

– Почему двух? Завтра заберём.

– Если ты сможешь. У меня завтра корпоративчик.

– А я делегацию писателей Лаоса в Малый зал веду…

– Ну вот! Потому и двух. Если не больше.

– Слушай, я же не виноват, что график…

– А ты никогда не виноват! Другие виноваты, один ты весь в белом! Как Эл Добычин, заедаемый средой, ага…

– Ну что ты городишь! Я разве когда дистанцировался? Наоборот, как лучше хочу… Просто потерпеть надо, немножечко потерпеть… И мыслить стратегически: сегодня вот это вот, зато завтра… хорошо, послезавтра, пускай даже послепослезавтра, но всё ведь будет же! Поверь, и в наше время люди неплохо устраиваются в данной сфере, нужно только терпение… и труд, само собой! Вот именно поэтому я и верчусь, как…

Короткие гудки. Ну что за хамство не давать оправдаться! Зло берёт.

И листва на клёнах поредела,

И… из моды вышел тот фасон,

Что когда-то милая носила!

…Перевал. Равнина. Взгорье. Падь…

Велика великая Россия.

Некуда в России отступать.

Он перевёл дух и огляделся. Небо над головой утробно рокотало, а из клубящихся туч уже летели первые – редкие, но крупные, как пули, – градины.

Атакованный гигантской лепрозорией, Ханиф не заметил изготовившегося экслибриса и немедленно поплатился: несмертельный, но очень болезненный разряд, имитирующий действие яда, скомкал стройное тело спазмом, а затем претендент мешком рухнул на татами. Ренат выключил симулятор, монстры разом поблёкли, и сквозь медленно тающие в воздухе остатки иллюзии проступили знакомые стены пещеры.