Ярослав Полетаев - Три миллиметра

– Я бы много отдал и просто за красотку, можно без ужина. Мне много и не нужно от неё, посмотреть ей в глаза да услышать мягкий голос, лишь только не скверную мужицкую ругань, – отвечал Родионов.

– Они тебе не снятся?

– Что поделать, временами снятся, и в голову лезут. Неужели нам действительно придётся обходиться без женщин целый год? Трудно поверить…

– Рота, строевым, шагом марш! – командовал Курилов, завидя впереди командирский «УАЗ». Когда автомобиль почти поравнялся со строем, он снова скомандовал, – Смирно! Равнение налево!

То был автомобиль начальника штаба танкового полка Фастова. Ему всячески оказывали уважение, и не только за его должность и звание, но также за его строгий подтянутый вид, а также неплохие личностные качества. Рота прошла строевым, выполнив равнение, и все командиры вне строя выполнили воинское приветствие. Подполковник Фастов в автомобиле также выполнил воинское приветствие. Родионов тогда отвлёкся от разговора и задумался о воинской дисциплине, порядке, что делает толпу подразделением и вооружённую силу армией. Он задумался о строе, марше, и том, что всё это, окружающая обстановка, товарищи слева и справа как-то сами собой настраивают на размышления о патриотизме, долге, Родине и прочем, заставляют задуматься о многих сложных и взрослых вещах, без сомнения очень важных.

– Знаешь, мы уже похожи на солдат… – шепнул он Масленникову, осматривая себя и окружающих, – Другое дело в строю, с оружием, а не лопатами, с кое-какой дисциплиной чем-то напоминаем военнослужащих, а не напуганных тупых овец, как в начале. По команде сержанта-пастуха беги туда, потом беги сюда, стой, сиди, ползи – всё какие-то глупости и непонятно зачем. А это уже похоже на что-нибудь.

– Да, сейчас немного лучше, чем в начале, но ты не спеши, нам ещё чего-то серьёзно не хватает, сноровки ли, привычки… Посмотри, здесь большинство из них думает только о том, как бы поскорее отстреляться и завалиться на боковую.

– Я и сам не против хорошенько выспаться, если честно. Но стрельба ведь тоже интересна!

– Тебе – да, а вот Башмаку какому-нибудь, или Буравцову ничего не нужно, – сказал Масленников и на несколько секунд задумался. -Ума не приложу, чего они попёрлись служить и чем будут целый год заниматься?

– Так ты спроси их! – смеялся Родионов, – Эти двое, конечно, отдельная история. Что ещё произойдёт с нами по их вине?

– О, ещё много всего произойдёт и с ними, и с нами! Они оба окончательно безнадёжны, и зря ты возишься с Башмаком. Это грустно, конечно, но ему не помочь. Даже ты со всеми своими способностями и талантами не сделаешь из него человека.

– Ну, мы увидим. Пока это не слишком хлопотно, так что я пытаюсь.

Родионов призадумался. Он это слышал не в первый раз, и то была его личная забота. Когда-то в самом начале службы так случилось, что некоторое время он провёл бок о бок с Башмаковым и, ещё ничего не зная о предстоящих трудностях, сдружился с ним. Какое-то необъяснимое чувство долга вскоре возникло у Родионова по отношению к своему неряшливому и бестолковому младшему товарищу, и тогда он, ведомый исключительно благородными намерениями, стал всячески помогать Башмакову и присматривать за ним. Проявлялось то по-разному: то Родионов помогал советом, намёком, то физически на маршах, то обучал того некоторым аспектам военной науки. В конце концов Родионов просто пытался присматривать за внешним видом Башмака, потому как чаще всего это становилось поводом для наказания всего взвода. Однако подобные дела требовали усердия, времени и, самое главное, терпения, которого так мало может быть в энергичном молодом человеке. Всё более Родионов, спустя дни и недели не видя никакого результата приложенных значительных усилий, склонялся к тому, чтобы бросить начатое.

– Я и сам обо всём догадываюсь, – уныло говорил Михаил. – Устал я его тянуть, Башмака. Но что тогда, если я перестану? Дубик его совсем замучает, да и всему взводу будет доставаться больше.

Дубиком они называли Дубовикова, но только потому, что так было проще произносить, а вовсе не из тёплых чувств к сержанту. С минуту после этого друзья молчали, размышляя под размеренный шаг роты.

– Помнишь, как недавно Дубик нагрузил Башмака блинами от штанги? Сорок, или пятьдесят килограммов он нагрузил бедолаге в вещмешок. И тот так ходил целый час, – сказал Родионов. – Как доходяга Башмак это выдержал – загадка.

– Аж мешок затрещал, когда туда положили блины, а Башмак в полминуты пропотел, как в бане.

– А когда Башмак снова что-то выкинул, находясь даже в таком положении, и Дубовиков на него налетел с пинками и подзатыльниками, я думал, что это его конец. Мне было жаль его. И когда рюкзак его перевесил и он свалился на спину, а потом так лежал минут пять, постанывая и не в силах подняться, пока его не разгрузили, мне тоже было его жаль. Всегда его жаль. Ничего у него здесь не выходит.

– Остальные так не думают, потому что вкачиваются из-за этого балбеса каждый день. Уверен, многие из них ликовали.

– Пусть и так, но разве он сам виноват в том, что он такой дурак? – спрашивал Родионов.

– А кто виноват, по-твоему? Только дураки и виноваты в том, что дураки. И уж точно не мы. Вон они кругом, бери любого для примера, Шарика бери!

Оба друга оглянулись на бредущего в конце взвода Шарикова с сигнальными флажками, не поспевавшего за строем и не попадающего ногой в такт, с повисшими кое-как автоматом и бронежилетом. Шариков был городской оболтус маленького роста, с круглым лицом, изначально пухлый, но необычайно быстро худеющий. Он был хитрый дурак: постоянно учинял авантюры и на них же попадался, подставляя и весь взвод. Накануне стрельб в наряде по парку боевых машин он в очередной раз попался на своих проделках и довольно долго испытывал на себе гнев сержантов и офицеров. Сегодня он также в наказание получил бронежилет, шлем и должен был находиться вне строя с флажками регулировщика. Разумеется, он считал всё это несправедливостью и был до невозможности зол.

Родионов и Масленников, оглянувшись на него, хмурого, в свисающем почти до колен бронежилете и в болтающемся на голове шлеме, по-доброму рассмеялись, но так, чтобы не привлекать к себе внимания. Дубовиков находился довольно близко, многое долетало до его ушей, и он временами смотрел на строй с неудовольствием.

– Первый взвод, верно, хочет обратно бегом передвигаться после стрельбы, так вы этот забег обязательно получите! – говорил он.

– Мы и так почти всегда бегом… – шептали ему в ответ.

– Родионов, Масленников, заткнитесь, накликаете беду! – ворчал позади друзей Кириллов. Он, как и Шариков, постоянно подвергался истязаниям за свои провинности, а потому не любил наказания ещё и за чужие.