Ярослав Полетаев - Три миллиметра

Обратно в расположение рота возвращалась повзводно, и тут Авдиенко поздравил новобранцев с преодолением первого этапа их службы – становлением танкистами. Дубовиков был тоже в весьма хорошем расположении духа и заставил бегать свой взвод меньше обычного. Как бы там ни было, вряд ли в этот день что-то могло омрачить мысли курсантов и испортить им яркие впечатления. Родионов и Масленников шли рядом, как и всегда, и незаметно разговаривали. Родионова занимали ощущения, полученные на «обкатке», и он старался словами обрисовать одну новую мысль, что теперь зародилась в его голове. Масленников слушал своего друга, конечно, но не слишком, потому что его полученные впечатления толкали на мысли о будущем и будущих удовольствиях, которые таились главным образом в прекрасных женщинах, с которыми он ещё встретится.

Наконец Родионов что-то сообразил, и тогда обратился к Масленникову:

– Когда я там лежал, и всё вокруг походило на конец, мне стало понятно, как страшно воевать, когда тебя ненавидят и хотят убить всеми средствами.

– Да, пожалуй, ты прав, – всего лишь ответил он, и этот разговор их прекратился, а продолжился другой, лёгкий и приятный, какою казалась и вся оставшаяся часть дня.

Наконец после отбоя Родионов, пожелав спокойной ночи всем своим товарищам, вернулся к мысли, что весь вечер не оставляла его. С полчаса раздумывал он одно и другое, подглядывая в окно на ночное небо, ища подсказки в сиянии далёких звёзд. Когда сон всё же стал одолевать молодого курсанта, ему прежде захотелось найти ответ на вопрос, что беспокойно отвлекал его. Тогда Родионов сделал над собой усилие и изобразил мысль, к которой пришёл: «Невероятно повезло тем людям, кто умирает в своей постели в тишине, глядя сквозь вымытое окно на безоблачное цветастое небо, а не лёжа в стонущей земле, глядя в равнодушную ледяную сталь, несущую смерть».

Это устроило его, и так он пролежал несколько минут, повторяя одно и то же, раздумывая. Всё усвоенное сегодня показалось ему важно и хорошо, и день, беспокойный и волнительный, тоже показался хорош.

«Да, да, именно так. Так верно…» – подумал он и тут же уснул.

– Как думаешь, какой он этот Алексеев? – спрашивал Родионов Масленникова, когда рота вышла из лесной полосы и зашагала по ровной дороге в сторону директрисы.

Рота шла бодро, ровно чеканя шаг, хотя солдаты потели в плотных неудобных кителях, ноги большинства всё ещё были растёрты до крови, а некоторые страдали от простуды и кашля. Бойцы тогда несли в строю множество перегруженных ящиков с танковыми пулемётами, патронами к ним и разное снаряжение. Ящики были широкие и длинные, солдаты брали их с двух сторон по двое и даже по четверо, поднимали на плечи, скрепляли ремнями и подкладывали под железные ручки какую-нибудь ткань. Несмотря на всё это идти было страшно неудобно, плечи бойцов болели от давления, спины их ныли под тяжестью груза, а пальцы, изрезанные узкими ручками, затекали. Только что очередь Масленникова и Родионова прошла, и они с облегчением передали тяжкую ношу товарищам.

– Кажется, очень строгий, или просто так себя ведёт с новой ротой, – отвечал Масленников. – Авдиенко говорил, будто нас ожидает с его приходом настоящая дисциплина, суровые наказания и ещё много неожиданностей.

– Авдиенко всё время болтает, чему верить из того, что он говорит?

– Это правда, и мы сами скоро всё узнаем.

– Родионов, Масленников, сколько вы можете чесать языками? – ворчал позади них по привычке Кириллов. – Дать бы вам по ящику, вот тогда я посмотрел бы на ваши рожи!

– Да мы не больше твоего болтаем! – отвечали хором молодые люди.

Оба друга не принимали его слова всерьёз, они не могли отказаться от устоявшейся привычке поговорить о чём угодно, как, в общем-то, и все остальные курсанты на маршах. К тому же тем для разговоров становилось с каждым днём всё больше. С началом учебной программы, в большей степени посвящённой танкам, заинтересованность курсантов обучением значительно возросла, хотя общевойсковая подготовка ещё занимала довольно много времени в расписании и часто на занятиях рота просто просиживала необходимые часы в классах, бездействуя. Но на прочих толковых занятиях, связанных с танками или стрельбой, солдаты внимательно слушали и ловили каждое слово наставника, боясь упустить что-либо важное. В свободные минуты они тоже часто говорили о танках, спорили, спрашивали друг у друга неясные детали и даже заглядывали в казавшуюся невероятной книгу «Объект-219». Мало-помалу Родионову, да и остальным перестала казаться такой уж несчастной их участь стать танкистами. Они вскоре стали воспринимать всё иначе, во многом потому, что офицеры всячески стремились убедить новобранцев в исключительной важности танковых войск и даже в престижности подобной службы.

«Вот пехота, возьмите пехоту, – говорил Бабенко, или Кутузов, – ведь это шваль, пушечное мясо эти мотострелки! У них какая задача? Как танкисты пойдут всем навалят, разнесут всё в клочья, потом они на своих гробах осторожно поедут, опасаясь каждого шороха, и, может быть, там где-то повоюют с полуживыми врагами. Или десантура, так эти только и умеют что орать да бутылки о головы бить… Другое дело – танкист! Ведь он – основная и главная сила, наступательная элита, можно сказать! Любой командир предпочтёт иметь один танк в бою вместо роты пехоты, уж это я точно знаю!».

Первое долгожданное занятие по стрельбе из танков должно было проводиться на танковом огневом городке – ТОГе -, что лежал как раз перед полковым стрельбищем. Всему этому предшествовала невероятно плотная подготовка и муштра, благодаря которой в несколько дней танкисты в совершенстве изучили танковый пулемёт Калашникова, методику и правила стрельбы, технические данные танка и вооружения. Они вызубрили всё настолько, что могли ответить спросонья на любой вопрос после внезапного подъёма ночью. Единственным, однако, недостатком всей этой исполинской задумки было то, что новоявленные стрелки ни разу не находились собственно в самом танке. Сотни раз положения и правила повторялись офицерами, сержантами и затем курсантами, но всё обучение на том и заканчивалось. Каждый знал по описанию, где находится включатель вычислителя, но никто не предполагал и приблизительно, какой в действительности окажется обстановка внутри танка или поле для стрельбы в окуляре прицела.

Ещё одной темой для разговоров и обсуждений стало недавнее появление нового командира роты. То был старший лейтенант Алексеев, отсутствовавший по причине отпуска. Курсанты прежде не встречали его и совсем мало слышали о нём от сержантов до тех самых пор, пока не стала известна точная дата его прибытия. Алексеев был небольшого роста, плотный и как будто бесформенный. Он обыкновенно сильно сутулился, хмурился, появлялся незаметно и ступал как кошка тихо, но командовал всегда громко и чётко, с удовольствием сознавая свою власть над множеством людей. Ему было всего двадцать шесть лет, но он почти полностью облысел, лицо его было изъедено морщинами, а в глазах словно всегда угадывалось беспокойство. Прежде этот человек был командиром первого взвода, когда капитан Молотов числился командиром роты. После завершения зимнего периода обучения Молотова назначили начальником штаба батальона и место командира роты освободилось. По старшинству звания Алексеев получил должность, но прежде отправился в полуторамесячный отпуск. Сержанты говорили о нём коротко, что он несравненно строгий и требовательный, новому разнузданному поколению призывников придётся несладко, а из-за них и всем остальным.