Ольга Хейфиц - Голый дневник

Небо прочистилось, прокашлялось остатками ночных облаков и обрядилось в голубое, будто для воскресенья. Сердце подогревали написанные вчера перед сном несколько строк, аккуратно смоченные промокашкой, сложенные в папочку и убранные за пазуху с явным намерением продолжить их на работе.

Наконец, со старческим пыхтением, автобус открыл двери и выпустил Соню в жизнь. Улица уже кишела одноликими людьми, уже жарилась под набирающим силу солнцем.

Соня быстренько, чтобы ни на кого не напороться, взбежал по ступенькам большого безвкусного каменного здания на площади. Взобравшись на третий этаж, он обезопасил себя стеклянной перегородкой офисной двери, всем своим существом ощущая брезгливость по отношению к этим странным и грубым созданиям в вестибюле, коридорах, кухне. Чашка вчерашнего чая на столе состроила Соне глазки, компьютер безнадежно вздохнул, предвкушая полное бездействие, мастер чихнул и принялся кропотливо соединять слова в предложения.

Когда на улице зажглись фонари, присутствие голода обозначилось самым прямолинейным образом, а выпить захотелось просто смертельно, Соня решился на побег. Офис изрыгнул Соню в город. Дверь за ним захлопнулась со звуком прощального поцелуя.

Затравленные за день улицы и перекрестки ложились под ноги прохладным осенним асфальтом. С автобусом, распухшим до неприличия, Соня предпочел не связываться, вдруг раздавят (четверг!). Мелькнул любимый переулок с неприметным супермаркетом, а напротив расцвело видение, необычайное облако. Знакомая белая шапочка, похожая на льнущего ко лбу зверька, шла по другой стороне узенькой улочки, держась за руки с каким-то мужчиной, и вдруг обернулась…

Посмотрела на Соню растерянно, спутано, потом бережно, развязно, хотя нет, смущенно, задумчиво. Он, в общем, сам не понял. Но она смотрела на него пока проходила, держась за руки с каким-то мужчиной, и пока они не свернули за угол, но она и оттуда наверняка смотрела на него.

Соня нехотя побрел домой, по дороге остановился и, купив пачку сигарет, выкурил сразу две штуки. Настроение смутно пиналось у него в груди, а может, что-то другое. Немного подташнивало, и кружилась голова от никотина, вцепившегося в сосуды моментальной отравленной хваткой. Соня неслышно подкрался к дому, когда было уже совсем и откровенно темно. Дома снова не оказалось света, потому что шел дождь и залил ему всю проводку. Из дыры для обзора звездного неба стекали струйки воды. Такое частенько случалось, Соня не обратил на это особого внимания, а лишь вздохнул, выпил стакан шабли и лег спать.

Я вздохнула, поежившись от сквозняка, потеплее укуталась в вязаный кардиган и отключила телефон, навязчиво вызванивавший меня из перипетий моих собственных сочинений.

И снова небо шло в разрез с остальным миром, а Соня валялся на диване, не в силах подняться и взять себя в руки. Уже неделю он не работал, не выходил на улицу, четверо суток не брился, и опасное лезвие бритвы, начищенное и забытое у зеркала в ванной, становилось все более опасным. Оно наверняка порежет Соне щеку, когда он, наконец, о нем вспомнит. Много дней он не мыл голову и не вспоминал о туалетном мыле, не хватало смелости подойти к зеркалу и совести подойти к письменному столу, на котором в беспорядке валялись отрывки мыслей. Отрывки и рады были бы соединиться в одно целое, но не могли. В проеме окна за это время столько раз стемнело и рассвело, что Соня сбился со счету. Не слишком заботясь о причинах своей очередной депрессии и страдая от собственного бессилия, он бессмысленно глядел в потолок, где резвились паучки и мушки. Они прыгали и играли, казалось, в прятки. Одна из мух села на кончик Сониного носа и впилась в него пытливым взором сотен глаз.

– Хочешь развлечься – сходи куда-нибудь. Разве Роза не приглашала тебя сегодня на концерт в клуб ее отца? – сказала муха

– Неохота.

– Разве ты можешь ей отказать? Смотри, а то в следующий раз тебя вообще никуда не позовут. К тому же тебе надо в кои-то веки выгулять твой новый пиджак!

– Ты, конечно, права, но мне, кажется, лень, или что-то вроде того.

– Ступай, позвони и скажи, что пойдешь. Ступай, не хочу целыми днями смотреть на твою тушку. Иди, иди, пошевеливайся, так и быть, я отвлеку Полуния от телефона.

Соня слез с высокого барного табурета и тоскливо отправился в кабинет, где покоился его телефон. На аппарате вальяжно раскинулся большой пушистый крыс, согнать которого не представлялось возможным. Крыс, утробно урча, грел бока о теплый блок питания, заодно подмяв под себя трубку. И все же мушка-утешительница, усевшись крысу на усатый нос, сумела потревожить его олимпийское спокойствие. Он возопил и кинулся прочь из кабинета. Мушку это не затрудняло, и она проделывала подобные манипуляции каждый раз, когда Соне требовалось позвонить. В последнее время, впрочем, это случалось все реже.

– Розочка, привет, милая! Ты еще не отказалась от своих планов на сегодняшний вечер?

Соня был доволен собой, впрочем, самому себе он в этом почти не признавался. Он вообще предпочитал не признаваться себе, что ему нравится смотреть в зеркало и видеть в нем свое довольно смазливое отражение, начищать до блеска ботинки (пусть с некоторых пор это приходилось делать самому) и педантично отглаживать воротнички своих рубашек. Соня относительно быстро приходил в себя. Смешав мартини с оливковым рассолом и лимоном, он присел на краешек стула и настроился на приятный вечер.

Скоро он уже шел по освещенным улицам, скрипел ботинками по неожиданно раннему снегу и проклинал все на свете из-за отсутствия машины. Он спрятал руки в карманы шерстяного пальто, втянул голову в плечи и поспешил к дому Розы. Ему понравилось, что при выдохе изо рта или из носа шел синеватый пар, и он то и дело с силой выпускал из себя воздух, любуясь произведенным эффектом.

Такси он взял лишь за одну улицу до нужного адреса. На крыльце большого дома его уже ждала высокая милая Роза с алыми губами и теплой кожей. Из-под яркой заколки выскакивали тоненькие светлые локоны и плясали на плечах. Соне захотелось накрутить на палец одно из этих беззащитных колечек и втянуть запах ее волос, но он сдержался. Роза быстро просунула тонкую руку в перчатке под локоть Соне и заторопила его.

В клубе играли блюз. Тут действительно было полно народу, все примерно одного образа и возраста. Все эти люди были хорошо одеты, сидели на удобных диванах за хорошо сервированными столами, пили что-то из тяжелых дорогих бокалов и были похожи на них с Розой. Немного тяжелый теплый воздух и мягкое освещение скрывали ненужные детали, все казались чуть моложе, чуть симпатичнее и чуть приятнее чем обычно. Кто-то вел светские беседы, другие столпились у экрана, висевшего на кирпичной стене лофта, собственно, такой и должна быть стена настоящего лофта, когда-то нежилого производственного помещения, там наверняка транслировался концерт грузчиков и авиапилотов из Парижа. Третьи, одинокие, блуждали по залам в полной растерянности, не зная, куда пристроить свои тела. Розочка спешила познакомить Соню со всеми более или менее примечательными личностями, большинство из которых он прекрасно знал, но предпочитал не вспоминать о них, как о случайных и не всегда приятных эпизодах своей многогранно сексуальной молодости. К счастью, почти все они придерживались тех же соображений и потому предпочитали любезно кивать ему в знак знакомства. Исполнив светский долг, Роза со всеми церемониями удалилась в дамскую комнату. Соня остался ждать один.