Эмануил Глускин - Весёлые и грустные поэтические картинки Эмануила Глускина

У журчащей у реки,
У чистенькой водички
Птички словно васильки,
Васильки как птички.

Миры лжецов, неверный свет светил,
Внимаю лжи, молчу, молчу я снова;
Не потому что правду я забыл —
– А потому что я забыл себя иного.

Но если мне на сердце тяжело —
– Я у Другого Я ищу ответа;
И нам обоим от Меня светло
И в нас обоих есть немало света!

Подпишусь – коль хотите – «Дурак»
Я пером индианского клана,
Но клянусь топором – Пастернак —
Это мартовский снег Левитана!

Стало ясно —
Жизнь напрасна,
Смерти мало,
Стало ало,
Стало красно
Стало страстно,
Повсеместно и всечасно
Стало мясно, мясно, мясно!

Душ кружатся в тени рои,
В них герои на покое —
Препрозрачные герои
Что за жизнь мою в ответе —
Без оторванных ботинок,
И картинок что в газете.

Кувшин,
портрет,
сосна,
олива,
Природы обнажённый стан,
Цветы прекрасны, кисть игрива,
Cезанн,…
Cезанн,…
Cезанн,…

Рядом красавица готова
И правду слышать и обман;
Я ей твержу ТРИ НЕЖНЫХ СЛОВА:
«Cезанн,
Cезанн,
Cезанн.»

Когда ж меня таранят снова
Злость, зависть, чёрствость, лжи дурман;
Моим щитом гремят три слова:
CЕЗАНН!
CЕЗАНН!!
CЕЗАНН!!!

Был каналья, наверно;
Живописный прохвост,
Всем девицам в тавернах
Заглянул он под хвост.
Но в картинных анналах
Будет вечное лето
В тех канальных кварталах
Где гулял Каналетто.

В Крыму, над могилой Волошина,
Жизнь должна быть просветлённая,
Счастья слезой обновлённая,
На землю для этого брошена
Глина одушевлённая!

«Повсюду стали слышны речи —
Пора добраться до картечи…»
Но я сомненьем не совру —
А как же свечи – как же свечи,
Что в наших душах на ветру?

Не вечеринками, концертами, винами,
А как бы водами великих рек, —
Сильней чем свободный олень чукотский —
– Мчат отгремевший струнами
Российский Двадцатый век:
Вертинский,

Окуджава,

Высоцкий!

В восторге бреда я ору
О том, что сплю в блестящем стиле,
И простынь, сбитая к утру —
Автопортрет Эгона Шилле!

To fall in love, —
Вот лобик хмурый
И два стремительных крыла,
Вот ручка поднята Амура,
И в сердце трепещит стрела.

И не за что уж ухватиться,
И в пропасть я лечу стремглав, —
– Как же могло это случиться, —
To fall in love?

Но лезу вверх, и всё изрезав,
Зажавши кровь,
Я вырвал ржавое железо
Из сердца вновь.

Вот подо мной уже пик скальный,
Сижу колени я обняв,…
И вновь готов, многострадальный,
To fall in love!

Ну какая пара это!
Не Ромео и Джульетта, —
– С перва взгляда, – где уж нам уж,
Громко в животах бурчит;
Я молчу, она молчит, —
– Не уходит, – хочет замуж.

Мантией вейся, чёрная злость
Дрожи всё в глазах от слёз, —
– Алую кровь, белую кость
Вижу средь этих роз.

Ваза летит звеня,
Припоминаю тужась…
А-а-а… это Каменный Гость
Был у меня…
О ужас,…
УЖАС!

Ветер жару вертит,
Ветер слова твердит:
«Артик! Банана-Артик!»
А, это ты, Юдит,
Сядь со мной, расскажи
Как это будет.

«По Нью-Йорку пройду- пройду,
Американца рожу;
По Зигмунду Фрейду
Жизни сплету ажур.»

«Пока не окликнут: Эй! —
Пока не прибавят: Jew?»

«Ах, всё бы тебе цепляться,
Всё бы тебе издеваться…
Что? Хочу ли? Зачем лечу?
Важное ль это дело?
Он бы хотел, – и я б хотела, —
И потому – хочу.

Да и плохо мне тут оставаться,
Ведь не друг другу ль признаться, —
– даль страшна поутру,
И всегда тут на ветру
Двое, а не двенадцать».

Видишь, – головы элиты
Наголо побриты;
Атеисты победили,
Остальные все забыты;
Даже слёзы крокодильи
Не пролиты.

Электронные заботы,
Постоянные бега;
Для контактов позолоты
Солнца луч изрезал кто-то,
И смеяся до икоты
Блики строятся как ноты
В восхитительные роты…

Сквозь болота и снега
На пески идёт пехота…
Капля пота как серьга
И серьга как капля пота.

С каждой минутой вплываешь
В бездонную времени пасть,
С каждым шагом падаешь
В темноты пропасть.

По дюнам песчаным пустыни,
Ветрами гонимыми вдаль.
Где сумерки фиолетово-сини
Мой Jeep тихо едет… Мне жаль!

Мне жаль что любил гаража он чертог,
Что я избежал с ним к побегам влеченья,
Что лишь Академии злоключенья
Позволил мне строгий, всё видящий Б-г.

Пришёл час возврата, и тяжек и прост;
Тому кто за лень мне расплатой грозился,
Тому кто старее чем мир этот стар, —
– Мой Jeep с благодарностью поклонился.

Как Всадник на Глыбе застыл во весь рост,
Спокойно отбросил земной тёплый шар,
И выключив свет от ненужных там фар,
Он в облако врезался звёзд.

Сверкнуло всё владенье лани,
Осколки засвистели, грани,
Бил «РПГ» 1 1 РПГ-ружьё противотанковое Григорьева. , броню тараня,
«Маках» 2 2 Тяжелый пулемёт. стрелял, скалу треся,
И шла дивизия Голани,
ВСЁ на себе неся.

Голани волки хмурые,
Бесшумные ягуары,
Время кидая вспять, —

Идут наши самураи,
Идут наши гусары,
Идёт наша Королевская Рать!

Я был вчера в дубах Ливана
Что со древнейших держат дней
Застывший водопад камней;
Там где с Горы Медвежей рано
В свинцово-облачную тень
Исходит сумерками день.

Где в белой шапке, чуден вам,
Хермон и сед и вечно юн;
Литани где, где Эль-Хийам,
Где Тайбе, Шаба, Мардж-Аюн.

Где смысл жизни жалко мним
перед деревней разрушённой,
Где шуткою весёлый мрак бункера одушевлённый,
Где мир ужасно потрясённый
И будущего нет за ним.