Эмануил Глускин - Весёлые и грустные поэтические картинки Эмануила Глускина

Ростя презрение к неверным племенам,
И в сердце бередя невынутое жало,
Их боль извечная им руки спеленала
И быть едиными им повелела там.

А нежный их мудрец не почитает Тору,
С эпикурейцами он предается спору
И в час, когда горят светильники суббот,

Он, наклонясь к столу, шлифует чечевицы,
Иль мыслит о судьбе и далее ведет
Трактата грешного безумные страницы.

У всех флаги с черепами,
И с костями,
И с косой,
И с военную красой;
И все штыком упрочены;
А коль в крови намочены
На одну лишь только треть —
Любо-дорого смотреть!
А у мэне сиротынки
И у верной моей жинки —
Только щит один Давида
Две полоски от талита —
И всё цвета моря, неба
Где свободен сразу буду
(А на «нет» – стиха тут нет!)
Передав чужому люду
Кровь свою и Б-ий Свет…
Мне вообще всё нипочём —
Я за красную корову
Тору прокричу грачом…
Только следующее слово
Тут как будто не причём:
Вижу в уголке я флага —
Как бы слез сердечных влага —
Но от вьюги не вредим,
С светлой мысли взглядом карим, —
Как и я всегда один,
И как я из Ленинграда —
Солнцем тропиков палимый —
Ночной кораблик негасимый
Из Александровского Сада!

Обожаю вас, молодёжь!
Но прекратите уже этот страшный галдёж —
Я говорю вам как честный родитель —
Уходите уже, уходите!
И тише! Пожалуйста тише!
У вас ещё не полопались крыши?
А вы знаете почему старики уходят
Как уходят старые пароходы
И старые трамваи?
Почему на девок не говорят «Ай!»
А на внуков глядят прямо тая?
И всё ставят вам красные лайки,
Даже уже не всегда читая?
Они любят вас от всего сердца —
Вот у меня птичка сердца всегда весело пела,
Но уже в волновое пространство дверца
Так же весело заскрипела!
Туда, где я уже не кариатида и не колонна,
А сферическая волна…
Это вам не пенье сирен,
Даже не для головы топор и пень —
Это скрип колен и ступень!
Это уходит данный мне день,
Но я знаю – какого чёрта! —
Жизнь – это функция compactly supported —
И я уйду совершенно гордо —
Без шампанского и без торта!

Перестав уже расти,
Став сварливым старым дедом, —
Я решил изобрести
Девочку с велосипедом…
Чтоб была немного робкой,
С носиком картошкой-кнопкой,
И крутила быстро попкой;
Но Глупиха и Лениха,
И ещё Наразбериха —
Не хотят меня пустить
Сладку девку навестить.
Только я им не внимаю
И как-раз их унимаю:
«Я писАрь или дитя?» —
Вопрошаю не шутя,
Я – прекрасный Романтя!

Cегодня предсказание гадалки
Сбылось. «Честь и хвала», мадам!
Огонь – не блеск волос одной русалки —
Горит cегодня Нотр-Дам!
Горит всё это ярче ЛЕДа,
А у меня-то, домоседа,
Завета Ветхого иврит
Единственный в душе горит!
Архитектуру обожая,
К гуманности душой не пуст —
Я вижу у горы Синая
Тот же горящий вещий куст!
Я не знавал бургундских вин —
Мой дед великий был раввин,
Я не великий, но за ним
Философом я стал от роду —
Не за горящий Нотр-Дам
Я жизнь отдам —
А за беднягу Квазимоду!

Пройдя по моря дну свою дорогу,
ПОтом синайские пески засея, —
волшебные нарисовали сны,
Но чтоб единому молиться Б-гу
Мы не повесили икону Моисея…
Нет – вовсе не такие мы!

Да нет, не появилась злость —
А как-то странно началось,
И как-то небывало мило —
Аж без сплетенья жарких тел —
От Пророка Гавриила
К маме голубь прилетел —
Умный Голубь-Гавриил —
Так уж Пушкин начудил!…
И страдаю я с креста,
Хоть без злобы – нету сил,
Вижу – жизнь не проста,
Не светла и не чиста,
Каждый жрёт как крокодил…
Подниму я к небу очи
Чтоб не замечать засранца —
А он как бы между прочим
От соседа откусил
Лакомый кусочек, —
А страна в огне его —
Две тонны угольного сланца —
Ого-го и ого-го!…
Надоело мне играть
Всем вам дохлого еврея
(И совсем не Моисея …);
Знаю – мёртвый – он «хороший»,
Но для бедного креста – тяжеленая я ноша!
Лучше б печень мне клевать
Орёл примчался Прометея…
Мир стоит на трёх китах,
Я вишу на трёх гвоздях —
Всё, всё, – ВСЁ мне больно… АХ!

«Суровый Дант не презирал сонета…» —
Не позволяла ему Муза это,
Морочила кокетка мозги Данту;
Эта девчоночка-иголка
Сидела на коленях у поэта
Чтоб он вплетал ей шёлковую ленту
Для мыслей поэтического толка
И воспаленья мозговой коры;
Чтоб восхваляли его наши рты
А её кудри – были б завиты,
Изящны, сладки и мудры!

Был Великий Минчанин в нашем роду
И была река Великая
Что текла по Пскову-Городу;
Вот и весь трюк. А я
Гоню свои сани
Хоть они и сами с усами,
Я – себе тройка – сам…
По мокрым и скользким рифмам…
И на старом льду уже надлом…
Шабат Шалом, дорогие мои,
Мир вам всем, и всем, всем, всем Шалом!

Губки у Поэта сжаты —
Королевские палаты,
И оттуда смотрит Б-г
К нам через порог!

Как-то, старому поэту —
Не тебе, а мне —
Написал я прозу эту
Днём, или во сне:
Ты улицу метлой мети
И, кожу протерев до дыр,
На той же ты метле лети,
Благословляя мир!
Твой старый сыпется песок,
Разбросан уж и тут, и сям —
Его метёшь ты смело сам;
Он, видимо, от дыр носков…
Нет! Это золотой твой рок
С небесных приисков!
Есть изобилия там рог
И манна на тебя всё сыпется,
Боюсь я, что наш старый Б-г,
На нашей-то небесной станции
Задремлет …, но не выспится
Из-за какого-то засранца!

Носы бывают разные:
Еврейские заразные,
И гордые, орлиные, —
То бишь не просто длинные;
И русские кулачные
Как более удачные —
Ударные российские носы
«Пацан, не ссы!».