Безумная Муза - Замужем за психопатом. История любви, ненависти, стыда и страха

– Сегодня я не могу остаться ночевать у тебя. У меня завтра день рождения и я должен помочь сестре в его подготовке, она и так психует, что я почти не появляюсь дома и ей приходится самой забирать из сада свою дочь.

– А она знает про наши с тобой отношения?

– Нет, я не говорил ей. Она знает, что у меня кто-то есть, но не знает, что это ты.

Я тоже была приглашена на этот день рождения. Я приехала немного позже, чем он, но раньше остальных гостей. Чтобы помочь хозяйке, вызвалась нажарить рыбы в панировке из грецких орехов.

Вечер проходил, как всегда, шумно, весело и пьяно. В какой-то момент мы оказались с однокурсницей наедине.

– Таня, я хотела поговорить… Ты знаешь… У нас с Женькой…

– Да, я уже догадалась, – кивнула она.

Почему-то мне было очень страшно обсуждать с ней эту тему. Казалось, она накажет меня за «совращение» младшего брата. Но она отнеслась на удивление легко и спокойно.

В эту ночь Женька снова ночевал у меня. Сын давно уже спал. Вдруг из его комнаты донёсся сиплый кашель. Я, накинув халат, подбежала к ребёнку – он был обжигающе горячим. «Мама, мне трудно дышать!» – испуганно глядя на меня, прохрипел он. Я с детства знала, что такое «ложный круп», отлично знала звук этого кашля – эта же беда была у моего младшего брата, из-за чего в нашей квартире постоянно кипятился электрический чайник без крышки, иногда вода выкипала и спираль громко взрывалась…

«Иди вызывай скорую!» – крикнула я Женьке (домашнего телефона у меня тогда ещё не было, а сотовые и подавно до России ещё не дошли). Сама, взяв мальчишку на руки, закрылась с ним в ванной и открыла кипяток. Ванная быстро заполнилась паром. Но приступ всё не отпускал…

Приехавшая скорая подтвердила «ложный круп». Немедленная госпитализация. Мы быстро собрались и все втроём на скорой отправились в больницу.

Я не помню, что сказали мне врачи, какую назвали причину, почему я не могу остаться там с ребёнком. Я смотрела, как он, оглядываясь, уходит от меня по коридору – его за руку уводила медсестра… Мы вышли на улицу – меня била дрожь, я плакала… Из ближайшего телефона-автомата прямо посреди ночи позвонила родителям. «Едь домой, ложись спать, утром будем разбираться», – ответили они мне.

Приехав домой, я металась по квартире, собирая пакет с вещами, которые наутро надо будет увезти в больницу. Женька нашёл в баре почти полную бутылку коньяка и пил её прямо из горла. «Ты снова пьян?! Вместо того, чтобы помочь мне! Как же так?!» – я была настолько изумлена, что даже не могла возмутиться. «Я перенервничал, мне надо снять стресс», – ответил он. Я отказалась пустить его, пьяного в сопли, в свою постель, и он, шатаясь, удалился в другую комнату, закрыв за собой дверь.

Рано утром на машине приехали родители. Увезли меня в больницу, а Женька так и остался спать… Палата, в которой находился Гриша, была на первом этаже. Я через окно видела, как он сидит за столиком с карандашами, грустный и одинокий. Мне хотелось плакать. Я отнесла пакет, отдала его на вахте. Отец отвёз меня домой и сказал, что решит через своих знакомых вопрос, чтобы мне разрешили находиться в больнице вместе с сыном.

Я зашла в квартиру, прошла в комнату, где спал Женька, начала его будить. Бутылка коньяка всё ещё не выветрилась из его головы – его взгляд был абсолютно бессмысленным. Он стоял в постели на четвереньках, покачиваясь из стороны в сторону, посмотрел на меня, потом – закрыл глаза и вдруг… стал мочиться прямо на постель. «Что ты делаешь?!» – закричала я. Он открыл глаза, всё тем же рассеянно-мутным взглядом скользнул по мне. И, ухмыльнувшись, заржал: «Ой, надо же как получилось!»

Всё происходящее было где-то за гранью моего восприятия. Шок накладывался один на другой, во мне сменяли друг друга изумление, брезгливость, стыд, страх, что скоро снова приедут родители и увидят это всё… «Быстро! Собирайся и уезжай отсюда! Немедленно! Я еду в больницу к Грише, и буду там не меньше недели». Всё так же глупо улыбаясь, Женька пытался натянуть штаны, не попадая ногами в штанины. По комнате распространился резкий запах мочи, дополнив собой перегарный смрад. Я открыла настежь окно, свернула и унесла в ванную простыню, застелила кровать полотенцами, чтобы они впитывали влагу…

«Неужели это всё вправду происходит со мной?!»

Всё время, проведённое в больнице, моё внимание было полностью сосредоточено на сыне – температура всё никак не спадала и «лающий» кашель возобновлялся снова и снова. Я ходила с ним по процедурам, следила за питьевым режимом, играла, читала книги, пела песни. Заодно развлекая и других ребятишек, лежавших без мам, и помогая поддерживать порядок в палате – отсутствие пыли и влажный воздух были необходимым условием облегчения состояния малышей.

Когда я вернулась домой, воспоминания о пережитом перед отъездом ощущении «быдлячества» произошедшего в моём доме приутихло, зато я обрела новый страх. «А если бы всё это случилось с моим ребёнком, когда я была бы с ним одна? Как бы я вызвала скорую тогда? Как бы я одна справилась с этой ситуацией среди ночи при отсутствии телефона?» И я испытывала глубочайшую благодарность Жене за то, что он тогда оказался со мной. Пусть даже и так, как всё по итогу получилось – ну и что, в главном же он мне помог! А потом – ну да, разумеется, для него это стресс. Это же я – мать уже трехлетнего ребёнка, пережившая вместе с ним много разного всего. А каково, должно быть, в такой ситуации впервые оказаться мужчине, у которого нет своих детей, который никогда не видел близко, как они болеют, и не знает, как себя вести!

В общем, к чему ковыряться в прошлых ошибках. Прошло и прошло. «Ничего, бывает, переживём». И… лучше, наверное, если он вообще будет жить со мной. Мне так будет спокойнее.

Однажды сын по дороге из садика спросил меня: «А папа уже дома?» Я растерялась… Я никогда не учила его называть Женю папой, такая мысль вообще не приходила мне в голову. И вот – нате ж!… И что с этим делать-то?

Они отлично ладили между собой. (Правда, как комментировала моя мама: «Ты что, не видишь, не понимаешь, что они – одного уровня развития, оттого и ладят!», но я, разумеется, отвечала ей, что она не права). Женя охотно играл и общался с Гришкой, отводил в сад, забирал из него. Гришкин кровный отец приезжал изредка, играл с ребёнком, потом снова исчезал. Гриша то привыкал к нему и начинал скучать, когда его нет, то он исчезал, и сын полностью забывал его – и тут он возникал снова.

Я наблюдала всё происходящее и не могла принять никакого решения. Я решительно не понимала, что делать дальше. Я видела, как сильно Гришка хочет отца. Видела, что тот издёргивает его своими появлениями-исчезновениями. Видела, как сын тянется к Женьке и радуется ему.