А. Миров - 23:11

Я понимала, что это, конечно, проверка, а не отрицание моего утверждения. Она иронично растягивала тонкие губы в улыбке, а я зачарованно смотрела сквозь неё. Будто мир стал прозрачным, потерял всякий окрас: он больше незлой и не ужасный, а я только заметила, что он всегда таким и был.

– Мне кажется, это счастье – если ты можешь помочь хотя бы одной женщине.

– Если я могу помочь хотя бы одной женщине – я очень расстроюсь! Ведь это будет значить, что все остальные – тупое бабьё, не на что не годное, кроме обслуживания и прослушивания. А это не делает меня счастливой. Я знаю, что каждая женщина рождена править этим «мужским» миром. Просто однажды, – усмешка, – Давным давно один не смирившийся со своей второстепенной участью мужик внушил своей недалёкой половинке, что стирать, убирать и иже с ним – удел сильных. А раз ты, дорогуша, такая сильная, то и мыло с тряпкой тебе в руки. Дурная баба поверила и тут же приступила к великим делам. Все ехидные замечания она уверенно крыла словами своего мужика. А уверенность – это, знаешь ли, такая штука, с помощью которой даже будучи «сиди, я сама открою» кажешься «за мной, товарищи, вперёд к светлому будущему».

– Не может быть! – непроизвольно громко ахнула я.

– Почему не может? – улыбалась Агата. – Если я это придумала, значит это вполне могло быть.

Мы рассмеялись: она искренне, я – не понимая, когда же всё происходящее начнёт меня изумлять вместо того, чтобы казаться слишком реальным. Слишком тем, что вполне может…. Вполне точно есть. Мозг давно выстирался от алкоголя, и теперь его полоскала неясная, но такая манящая перспектива. Возможность всё изменить. Перестать жалеть о том, что я девочка. Прекратить делать выбор между страдать от одиночества и мучиться в браке. Если верить Агате, страдать и мучиться должны совсем не девочки…

– А она правда существует? Женская вселенная?!

– Правда.

– Ты уверена?

– Да.

– Почему ты так уверена?

– Потому что я – её часть.

– А я? Я могу стать её частью?

– А ты хочешь?

– Да!

Дверь получила гулкий удар по дспшной хребтине. Следом с той стороны послышался знакомый бас Валентины Степановны, напоминающий о том, что потехе час давно канул в делу время.

– Тебе пора, – Агата допила красное сладкое. – И мне пора, – она покачала головой, глядя в отрешенное стекло тёмно-зелёной бутылки, и, пошатываясь, освободила кухню.

Мысленно сказав сборищу испачканной посуды «До встречи», я приложила все силы, чтобы поспешить в комнату. Когда до намеченной цели оставалось всего ничего, Валентина Степановна абсолютно безжалостно повторила своё беспощадное действо.

Снимая истово цепляющуюся за вешалку форму, я серьёзно раздумывала, по какому поводу мне расплакаться?! Сделать ли главным героем моей трагедии дважды избитую дверь? Или выдвинуть обворованную на сон себя? Опять себя? И это после всех тех разговоров, во время коих я только что шею не сломала от сулящих стопроцентное понимание кивков?

– Ну уж нет!

Больше никаких слёз, грёз и прочей розовой ереси, любезно подаренной дамам представителями сильного пола. Пола… Это он всегда так мотылялся или сие красно-сладкое вернулось мне в голову?

Опираясь на воздух, я осторожно пошла спасать дверь от Валентины, могущей на третий раз окончательно добить ни в чём не повинное полотно. Наш номер был совершенно не знаком с проветриванием по той причине, что эти знакомства не сулили ничего хорошего: сами знаете, кто и что обычно ошивается во дворах у мусорок. Так вот, атмосфера в помещении, прямо скажем, в этом смысле была девственно чиста, оттого о воздух можно было не только опираться, но и шарахнуться. Кстати о шарахнуться…

– Да иду я!

Гаркнув на весь коридор, я искренне хотела донести до настырной коллеги с ненавязчивым отчеством Степановна, что трижды возвращаться на место преступления неприлично, будь ты хоть Чикатило. Однако возмущения тут же потёр стыд: чего я разоралась?! Агатка же спит! Окинув дверь её комнаты заботливым взглядом, а это непременно должно было смягчить произошедшее, я ушла из дома, чтобы выйти на работу.

Случаются такие дни, которые лучше бы совсем не случались. Причём глагол «случаются» не имеет никакого отношения к слову «случай». Единственным родителем и законным представителем здесь выступает термин «случка». Животный секс, инициатива коего принадлежит кому угодно, но только не тебе. Двадцать четыре часа совокупления то с дурацкими обстоятельствами, то с обстоятельными дураками, а то и с теми, и с другими единовременно. Каторжные сутки надругательства над мозгом, телом и той светлой субстанцией, что заключена где-то между. Ну она ещё иногда без спроса в пятки уходит.

Сегодня я имела честь быть имеемой этим днём. И мне тоже хотелось уйти в пятки, причём в любые, но трудовое бытие вынуждало оставаться в этой жопе. Мир ежечасно вытаскивал из закромов всевозможные неприятности. И, готова поклясться, ежели бы его запасы истощились, он непременно приготовил бы что-то свеженькое. Ради одной меня. Всё, всё, что угодно, только бы я не успела проглотить ком в горле.

От безвременно ушедшей пятницы мне достались самые прокисшие сливки. Очень хотелось повалиться на колени и, вознеся красные от хлорки руки к небесам, горланить «на кого ж ты меня покинула?». Но сильно желаемое беспардонно вытесняло всесильно действительное.

Я не верю, вот вообще никак, что за один вечер можно было так засрать номера. Скорее всего выданные вместе с ключом помещения испугались, что гадить в одиночку постояльцам будет трудно, потому гостеприимно пришли на помощь и самоотверженно принялись справлять нужду в себя.

Весь этот грёбаный день, слепленный из человеческих нечистот, моё тщедушное тельце мыло, тёрло, разглаживало и заново мыло каждый сантиметр пространства вокруг. Где-то там, в пыли химических порошков, между слоями липких средств с запахом лимона, под аккомпанемент мерзких комментариев нетрезвеющих жильцов моя первая категория канула в небытие. Вместе с верой в светлое завтра. К концу смены я кое-как выпрямила скомканную поясницу и, стараясь плакать исключительно внутрь, поковыляла в свою обитель.

Чтобы там не повеситься на чёрной шторе, мне как никогда нужны были дешёвый чай в поржавевшей от него кружке и огромный кусок шоколадного пряника во рту, дабы утрамбовать истерику в кишечник. Ещё мне позарез требовались махровый халат застиранного цвета и раздавленные жизнью тапочки, пинать горб немногословного линолеума и щедрая на поучения Агата. Главное – Агата.

Плавно двигаясь по этажу, словно подстреленный кабан, я изгоняла из раскалывающейся черепушки святую веру в то, что все наши клиенты непременно должны быть прокляты. Уж не знаю, есть ли там кто за кулисами облаков, но всё равно такие речи даже в мыслях держать грешно. Это попахивает каким-то…