Александр Лепещенко - Смешные люди

– Корябает жизнь, корябает.

– Да чёрт с ней! Скажите, а почему вы о профессоре Смирнове вдруг вспомнили?

– Смирнов… Сегодня был у него на юбилее, семьдесят пять старику. Ушёл из журнала, перебирается в Подмосковье к дочери. В общем, всем нашим курсом его провожали.

– Надо же. Никогда не забуду, как я познакомился с Виталием Борисычем. Приехал, значит, к нему в редакцию, жду. Наконец, входит, здоровается и без предисловий начинает говорить о Боге. Говорит долго, успевая выкурить трубку. Фейерверк выбрасываемых профессором слов имеет вкус, цвет, вес… Одно удовольствие слушать.

– Он и сейчас такой, – Гулевич потрогал свою бороду.

– Да, такой… неистовый русский профессор.

– Алексей Николаич, всё не идёт из головы ваш рассказ. А вы потом жалели?

– Может, и жалел. Но ведь во весь рост выпрямился…

Я взглянул на клин усыпанного звёздами неба, замолчал, потом продолжил:

– Меня, Игорь Алексеич, сейчас больше жёлтая папка занимает. Вы же мною последние дни руководили, ничего не объясняя.

– Согласен, нужно объясниться… История, сразу скажу, некрасивая. Речь идёт о том, что некто, близкий к администрации, влияет на исход аукционов. Объекты, выставляемые на продажу муниципалитетом, уходят с молотка за бесценок. Поверьте, это очень лакомые куски, чаще всего в центре города. А значит, кто-то нагревает руки.

– Кого вы подозреваете?

– У меня нет пока никаких доказательств, но я думаю, что такой вопрос не мог бы решиться в обход той же Прицыкиной… Всё-таки заместитель губернатора по экономике. Все цифири перед глазами.

– Прицыкина, опять она.

– Повторяю, ничего на неё нет… Вникли?

– Пусть так… Но вы же помните, как журналистское расследование проводится?

– И что?

– Как вы там говорите, пункт раз? Так вот, пункт раз – социальные связи Ирины Сергеевны. Пункт два – сами аукционы. Кто там крутится? Каков механизм торгов? Как заявки наконец подаются?

– Да, вы правы, если мы выясним эти пункты, дело в шляпе.

– Пока только в вашей папке.

– Алексей Николаич, вам не надо ввязываться в это.

– Сначала вы дали мне дымящееся ружьё, а теперь говорите, не надо ввязываться. И потом, разве у вас есть помощники? Ну ваш сын, ну, может быть, ещё Татьяна Андреева и всё.

– Как же быть?

– Я за расследование.

– Хорошо, когда вы начнёте?

Вспыхнули ослепительно огни проезжавшей мимо машины, и косматый мрак сомкнулся. Мы сидели с Гулевичем на веранде моего дома, вглядываясь в темноту. Потом я поднялся, чтобы размять ноги. Игорь Алексеевич тоже встал и облокотился на перила.

– Откладывать нечего, – сказал я. – Можно начать и завтра.

– Идёт. Вы могли бы вместе с Татьяной съездить на аукцион, осмотреться?

– Так и сделаю.

– Да, и вот что… Она узнает, когда начало, и позвонит вам. А я завтра в Ростовскую область махну… в колонию к Иосифу. Всё-таки я выяснил, где он сидит.

– Игорь Алексеич, а что вы думаете насчёт Сажина? Какого рожна он вчера в цирк притащился? Это как-то связано с братом Иосифа?

– Вспомните, кто такой Сажин? Сажин – политтехнолог. В ближайшие дни начнётся выдвижение кандидатов в региональный парламент… Вникните! В числе выдвиженцев будет и Самвел Иосифян. Так вот, Евгений Борисыч, видимо, что-то готовит. Кто заказчик, догадаться не трудно.

– Цеповяз?

– Скорее да, чем нет. Ведь ему нужно, чтобы в парламент прошли нужные люди. А Иосифян как раз и может сгодиться. В любом случае ещё обсудим это, после моего возвращения…

Гулевич уехал.

Я выбил жёлтые искры из трубки и сел в кресло.

«Мы, конечно, рискуем, ввязываясь в это, но ведь и несправедливость совершается открыто, неприкровенно, на наших глазах… Чёрт, незачем так расстёгиваться! Не Уотергейтское же дело расследуем».

– Мрачное место, – сказал я, – этот аукционный дом. Напоминает места, описанные Конан Дойлом, где непременно что-то должно случиться.

– Может, не стоит тень на плетень наводить? – Татьяна придвинула к себе сумочку.

– Какой у вас, однако, гранатовый браслет!

– Чудо, правда? Это мне Иван подарил. – Девушка смотрела на меня с недоверием и с интересом. – Алексей Николаич, вы же хотели не о браслете сказать, а о чём-то другом.

– Да, о другом… я ведь не хотел вас пугать. Раскаиваюсь впрок.

– Знаете, а здесь действительно мрачно, я не ожидала. Вон сколько серых коридоров!

– А сколько видеокамер! Только в аукционном зале я насчитал четыре.

– Если всё записывается, то как же они плутуют?

– Разберёмся. Видите того мужчину возле окна? Лицо у него удивительно живое и подвижное, а глаза смотрят зорко и прямо, что весьма редко сочетается с седыми волосами. Я навёл справки: это Михаил Юрьевич Подобедов, директор аукционного дома.

– Теперь вы засыплете меня градом дат и деталей?

– Ну, кое-что я уже нащупал… И выводы мои не так отрицательны, как вы думаете.

– Вот ещё, ничего такого я не думала. – Девушка нетерпеливо щёлкнула пальцами. – С чего вы это взяли?

Ответить я не успел. Какой-то мужчина в чёрном костюме подошёл к Подобедову и что-то зашептал ему на ухо. Потом они вдвоём нырнули в тень грязно-зелёной арки.

– А вы заметили, – сказала Татьяна, – что у директора даже рот сжался, превратившись в прямую линию, когда явился этот «костюм»?

– Заметил.

– Куда же они делись?

– В арке есть дверь, к ней и охранник встал.

– Правда, это и я видела. Ой, кажется, коловращение людей начинается!

– Пора бы, ведь через десять минут торги…

Уже вскоре зал заполнила разношёрстная публика.

Многие вели себя как завсегдатаи, они перешушукивались и перемигивались между собой. Это были в основном посредники, работающие не на себя, а на богатых хозяев, которые сами в торги не вступают.

Рядом расположился огромный мужчина с военной выправкой. Видимо, он был задействован в очередном деле своего шефа и напоминал человека, который после третьей рюмки может стать нелюбезным. Когда я спросил, что сегодня пойдёт с молотка, то он метнул на меня мрачный настороженный взгляд, как будто подозревая какую-то увёртку. Здоровяк вынул из кармана толстую коричневую сигару и зажал её между указательным и средним пальцем левой руки. Так и сидел, пока не пришёл аукционист.

Низенького роста, азиатские черты лица, дублёная кожа. Я глядел на того, кто доставал из распухшего портфеля молоток с наковальней, и не верил своим глазам. Гринёв, тихий, с вялыми движениями висельника, оказался аукционистом. Странные бывают сближения. Но думать об этом я уже не мог, секретарь комиссии огласила лоты, и торги покатились по написанному невидимой рукой сценарию.

– Р-р-раз! – Пётр Андреевич Гринёв щёлкнул деревянным молоточком по игрушечной наковальне, вверх взметнулись разноцветные карточки с номерами претендентов на покупку муниципальной собственности.