Дамир Шапсугов - Проблема свободного мышления в юридической науке

Тем самым снимались ограничения для разума, обязанного доказывать теологический принцип сотворения мира, отказаться от претензии навязывать логику человеческого мышления на естественно, пока независимо от человека, развивающийся мир, хотя масштабы его вмешательства в его развитие в последние столетия резко возросли.

Это дает основание для признания теоретически преодоленными сопровождающие человеческое познание и мышление попытки совмещения в одну концепцию научного познания и веры, как самостоятельные, взаимовлияющие, но различные способы познания мира и мышления о нем, хотя и не так четко сформулированные самим Г. Лейбницем.

Здесь также необходимо обратить внимание на используемый Г. Лейбницем прием – обнаружить противоречие в мысли, как доказательство ложности точки зрения оппонента, достаточно традиционное с давних пор, вплоть до современности.

Так, настаивая на существовании «врожденных идей», Г. Лейбниц утверждает, что Д. Локк впадает в парадоксальность, 77 77 Г. Лейбниц. Новые опыты о человеческом разумении: Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. М., 1972. которую он усматривает в попытке В. Локка добыть все знание лишь с помощью опыта и восприятий, будто мы не можем добыть ничего в самих себе, т. е. во «врожденных» нам идеях посредством «припоминания». При этом для убедительности своей позиции он приводит пример, когда в жизни достаточно бывает вспомнить начало песни, чтобы вспомнить её продолжение.

Во-первых, мы здесь имеем дело, как нам представляется, с необоснованным противопоставлением получения знаний из опыта и ощущения, и добыванием знаний из самих себя, поскольку и в первом и во втором случаях имеет место получение знаний «из самого себя», а не только, и даже не столько, со стороны. Тем более что источниками знания, по Д. Локку, наряду с ощущениями, опытом, является и рефлексия.

Во-вторых, здесь Лейбниц использует традиционный способ доказывания ошибочности другой точки зрения посредством фиксации в ней логического (или другого, но считающегося недопустимым) противоречия, рассматриваемого как недостаток, а не позитивная постановка проблемы, подлежащей исследованию. Ведь отстаиваемая им другая точка зрения обладает тем же самым недостатком, который фиксируется в отношении Д. Локка, т. е. односторонностью.

Анализируя спор Г. Лейбница с Л. Локком, невольно приходишь к мысли о том, что познание на этом этапе его осмысления только начинает осознавать проблему развития познания и его целостности.

Раньше истина виделась в постоянстве, повторении неизменности, особенно это очевидно у Платона, которому следует Лейбниц. Чувства – свидетельства подвижности познания, знания признавались ненадежными, считалось, что только разум способен установить надежные правила и «дополнить то, чего недостает правилам ненадежным», т.е. опирающимся на опыт и чувства.

Мышление вполне логично признало чувственные ощущения ненадежными в познании постоянной и неизменной истины. Но они стали необходимы, как только стало понятно, что истина подвижна, развивается, и источником этого развития являются изменяющиеся чувства.

Так восстанавливалась классическая схема познания: от чувственных ощущений, через рассудок, к разуму. Лейбниц, признавая недостаточность чувственных ощущений, как источник постоянной и неизменной истины, остановился на чистом, обособленном разуме, вернувшись к Платону. Его заслуга состояла в том, что, последовательно проводя этот взгляд, заключающийся в статичном понимании истины, он учитывал, что развивающаяся истина не может быть познана в отрыве от своего живого источника – опыта и чувственных ощущений, а чистый разум в этом случае становится рассудком, создающим «оковы» познанию истины в формате «крыльев» разума, обреченных к очевидной неудаче в поиске истины. К признаваемой Д. Локком рефлексии как источнику идей, по мнению Лейбница, чувства не имеют отношения, поскольку она «есть не что иное как внимание, направленное на то, что заключено в нас (т. е. носит „врожденный“ характер), в нас имеется бытие, единство, субстанция, длительность, изменение, деятельность, восприятие, удовольствия и тысячи других предметов иных интеллектуальных идей, которые непосредственно и всегда имеются в нашем разуме». Здесь понятия сразу же прямо объявляются «врожденными» нам. «…истины врожденны нам подобно склонностям, предрасположениям, привычкам или естественным потенциям». Но тогда неизбежен вывод, что разум не развивается, что истина постоянна, статична. Нетрудно заметить, что при этом все перечисленные выше понятия разума не имеют никакой истории своего становления. Получается, что мыслители не исследуют мир, не разрабатывают понятия, не ищут истину, а только «припоминают» их. И тогда задача познания сводится не к поиску истины, а только к тому, чтобы ее «припомнить». Такой вывод становится неизбежным и в том случае, если истина воплощена в некоем высшем существе, знающем истину в единственном числе. И во всех случаях, когда мыслитель исходит из этой идеи, приходит или вынужден приходить к ней, именно такая или подобная ей логика, оказывается неизбежной. Любая непоследовательность мысли в обосновании предложенной позиции «эффективно» используется для её доказательства.

Если учитывать это обстоятельство, то приходится признавать, что поиск истины на самом деле не исключает переход от одной такой непоследовательности к другой, поскольку это происходит в пределах общей цели – познания истины в её развитии. Понятно, что там, где истина считается уже установленной, поиск её уже не имеет смысла. Достаточно только ясно и отчетливо указать его общий источник, нуждающийся не в познании, а в вере.

И Г. Лейбниц подтверждает данный вывод, характеризуя ощущение и мышление как нечто неестественное для самой материи, и могущее возникнуть в ней через Бога. В одном случае он присоединяет к материи некую субстанцию, которой по природе свойственно мыслить. В другом случае Бог чудесным образом вкладывает в материю мышление, соглашаясь в этом вопросе с картензианцами, но, в отличие от них, распространяя это и на животных, обладающих, по его мнению, ощущениями и «нематериальными» (в строгом смысле слова) душами.

Таким образом, ощущения и мышление становятся свойственными человеку только благодаря Богу, без которого человек не может обладать ими, что не лишает возможности и необходимости познавать их сущность и практически использовать во благо человека 78 78 Г. Лейбниц. Указ. работа стр. 23 .

Как нам представляется, в концепции Лейбница монада выступает как инструмент, объяснение действия врожденных идей, познавательную схему внутри сознания, не нуждающуюся во внешнем воздействии ибо в монаде, характеризуемой Г. В. Лейбницем как «зеркало универсума» (а из монад – как субстанций состоят все единичные вещи, называемые проходящими явлениями: временными совокупностями монад), уже содержится вся вселенная, и человеку достаточно внутренне ощущать в своем сознании состав монад, образующих явления, «припоминая» через перцепции и апперцепции их особенное содержание.