Ксения Нихельман - Я буду помнить

Эмма присела на стул напротив него, выложив на стол ручку и записную книжку. Сегодня мы с вами набросаем план нашего интервью, подготовим вопросы и ответы, чтобы потом лишь отлично снять ролик, говорила она. Егор снова потянул галстук. Ее записная книжка в мягкой обложке вишневого цвета перевязана шерстяной нитью. Не отрываясь, он следил, как изящные красивые пальцы привычно распускают нить, как ослабевает тонкий узелок на книжке и как затягивается тугой узел у него на шее.

– Если вам мешает галстук, вы можете его снять! – невозмутимо, чисто профессионально, посоветовала она. – Мы же сегодня не на официальном интервью, поэтому можно позволить себе слабину.

Он снял галстук, однако легче не стало. Эмма принялась перечислять вопросы, которые собиралась задавать: об издательстве и его литературной и общественной деятельности.

– В двадцать девять лет вы уже главный редактор, пусть и небольшого, но все же издательства. Как так получилось?

– Я продолжаю дело своего отца. Это он с другом основал «Огни Щегловска».

По ее лицу пробежала тень замешательства. Она явно занервничала, отчего лицо немного приобрело румяный оттенок.

– Здесь душно, – прижимая ладонь к воспаленной щеке, забормотала она.

– Да, душно, – подтвердил он, представляя, как ее ладонь прикасается к его щеке.

– Вы сказали, что это ваш отец, но в архивной справке указан совершенно иной человек, с другой фамилией… я, к сожалению, не могу вспомнить…

– Все верно, – мягко прервал Егор. – Он мне не родной отец, а отчим. Но для меня как родной отец. Единственное, чего бы я хотел, так это чтобы данная информация не фигурировала в интервью.

– Я вас поняла.

И она снова что-то пометила в записной книжке. Почерк, хоть и торопливый, но точно такой же, как и руки, изящный, витиеватый, где он успел заметить, одни и те же буквы она писала каждый раз по-разному. Вот пальцы перелистывают страницу, стержень пляшет по бумаге, порождая маленькие, кругленькие буковки. Ее темноволосая голова с прямыми блестящими прядями, в которых путался солнечный свет, нависла над книжкой, а губы беззвучно нашептывали слова. Кажется, ты попал, приятель, подумал Егор.

– Эмма? – тихо позвал он. – Я могу вас называть просто Эммой?

Она подняла голову и улыбнулась. Теперь он с точностью разглядел ее глаза. Как у кошки, большие, ссуженные по краям и вовлекающие за собой в неизвестную пропасть. В ее крупных и черных зрачках он отчетливо видел свое маленькое, искаженное отражение и крохотную точку солнечного блика. Удивительно! Он потянулся к галстуку, нашарив рукой пустое место. Они все еще смотрели друг другу в глаза, и она все также продолжала улыбаться, сжимая в пальцах ручку.

– У вас наверняка нет свободного времени. Университет, издательство, научная деятельность, – проговорила она, не отрывая от него своего дикого, кошачьего взгляда. – У вас есть своя семья? Вы женаты?

– Нет, – моментально ответил он. И ее губы дрогнули в полуулыбке.

– Чем помимо работы вы еще занимаетесь вечерами?

Ну, вообще-то, я пишу кандидатскую, подумал он про себя, пропуская по телу волну раздражения. Из-за внештатной командировки он упустил время и затянул с целой главой, которая уже давным-давно должна была быть готовой. Его вечера весьма не разнообразны.

И тут же раздражение уступило место досаде. Что ответить на ее вопрос? Последний раз он говорил с девушкой не по теме филологии сто лет назад. Он забыл, как правильно разговаривать с противоположным полом, чтобы выразить симпатию, чтобы пригласить на свидание, чтобы открыть свои чувства. И честно говоря, он забыл, что может нравиться женщинам, ровно так же, как и они ему. Эта девушка перед ним – Эмма, воплощение истинной женственности, притягательности, она глядит на него уверенно и с очевидным вызовом. Ясное дело, он не первый и не последний мужчина в ее красивой жизни, и она привыкла к пылающим смесью желания, ревности и собственности мужским взорам.

Егор потупил взгляд. Когда он в своей далекой юности пытался приблизиться к понравившейся девочке, получалось смешно и неуклюже. По дороге из школы в небольшом киоске он покупал стаканчик шоколадного мороженого и угощал свою возлюбленную. Себе не покупал – копил деньги на следующее угощение. По обыкновению они шли молча: он чуть позади, таща ее портфель, она впереди с мороженым в руке. Ее проворный розовый язычок быстро кружил по гладкой поверхности шоколадного шарика, пока пальцами Егор перебирал монеты в своем кармане.

– А у тебя вырастут усы? – спросила она его, не оборачиваясь.

Он смутился. Не знаю, наверное, пробубнил в ответ.

– У моего старшего брата выросли. Тоненькие такие и черные, будто он сажей себя измазал под носом. Говорит, что усы делают его настоящим мужчиной, а на самом деле очень смешно. Если у тебя, Егор, вырастут усы, то мы больше не будем дружить.

И наконец-то она обернулась и выше вздернула нос, показывая Егору шоколадные усики над верхней губой.

В следующие дни он просыпался рано утром с тревогой на сердце, вскакивал с постели в одних пижамных штанах и бежал первым делом в ванную, и глядел на себя в зеркало – не выросли ли усы?

Ничего не отвечая Эмме на ее вопрос, он машинально провел ладонью по губам и подбородку. А вдруг ей нравятся усатые и бородатые? Да и как вообще сейчас за женщиной ухаживают? Угощают ли мороженым, зовут на танцы или сразу же приглашают разделить постель? Он выпал из нормальной жизни на много лет и, что самое интересное, не ощущал себя неполноценным, напротив, за это время он многого добился. Или же ему только казалось, что он чего-то добился, а в действительности был похож на залежалую во мраке и сырости мумию? Черт возьми, откуда же ему это знать?

Он втянул воздух в легкие и на выдохе произнес:

– Наверное, не имеет смысла скрывать, что вы мне нравитесь, Эмма?

Она насторожилась, но блеск, озаривший ее черные глаза, подбодрил Егора продолжать дальше с меньшей тревогой.

– Я хотел бы встретиться с вами еще раз…

– Мы увидимся на интервью, – перебила Эмма. Блеск в глазах становился все задорней. Глаза у Эммы очень красивые.

У Егора перехватило дыхание, чтобы продолжить дальше: голос предательски дрогнул и сорвался в неловкий хрип.

– Да, на интервью, – он откашлялся, смотря не на нее, а на то, как она ловко крутит свою ручку меж пальцев. Вероятнее всего, он поспешил с признанием. – Честно говоря, я и не рассчитывал на что-то большое, чем простое интервью.

Эмма не ответила, лишь поглядела на ремешок наручных часов на правой руке, несмотря на то, что была правшой. Ремешок означал ремешок, а не настоящие часы; тонкий, кожаный, коричневого цвета, без циферблата. Спустя минуту он сообразил, что Эмма носит часы не только на правой руке, но и циферблатом внутрь, тем самым вводя людей рядом с ней в заблуждение. Егор редко встречал подобное. Этим жестом она показала ему, что время, которое она выделила для него, истекло – пора заканчивать.