Тимофей Ковальков - Сфирот Турхельшнауба. Или Тайна Шестой брамфатуры

Публика собиралась разношерстная, из числа завсегдатаев. Посторонних отпугивали цены на входной билет, превышавшие месячный доход московского пенсионера. Случайные посетители «с улицы» сталкивались с отсутствием автостоянки и хамским поведением водителей черных авто с мигалками. Приходили в баню, казалось бы, несовместимые социальные группы: добропорядочные граждане из разных ведомств и маститые воры. Криминальных авторитетов, пожалуй, было даже побольше, чем других членов общества. Впрочем, после того как публика снимала костюмы, отличить представителей одной группы от другой было делом деликатным. Кое-кто употреблял блатные словечки, другие щеголяли красочными татуировками, многие лакали пиво кружками без счету, некоторые хлебали водочку. Народ дружно смеялся над сальными анекдотами, закусывал разносолами, носил массивные золотые цепочки с крестиками и выпячивал губы от удовольствия, как делают трехлетние младенцы, когда их щекочут.

– Ты знаешь, Веня, а я ведь сбережения полностью инвестировал в акции «Жмурбанка». Мне посоветовали знающие люди. Банк надежный, максимум, что ему грозит, – какая-нибудь легкая санация, как ты думаешь? – спросил Сергеев, продолжая прерванную беседу.

– Неплохая идея, – произнес Турхельшнауб. Он так не считал, но спорить с Сергеевым было делом бессмысленным.

– Вот и я говорю: экономику ждет невиданное ускорение расчетных параметров роста. Потом, «Жмурбанк» возглавляет Генрих Блюй – гениальный менеджер, и вообще, Homo Sapiens in law 6 6 «Человек разумный в законе». .

– Согласен, Генрих Блюй – это современный Давид, побеждающий Голиафа. Бухает только, по слухам, многовато.

– Венечка, ты ведь считаешь «Жмур» лучшим банком в Москве? – уточнял Сергеев.

– Конечно, самый лучший, и название красивое. Остальные вообще в подметки не годятся.

– Знаете что, я слышал оригинальную версию о том, куда запропастились дворники-таджики, почему снег больше не чистят во дворах. Оказывается, нервная система гастарбайтера несовместима с новой сетью вай-фай, которую устанавливает сейчас центральная телефонная служба в домах. Дворники подвисают, и пришлось спешно их вывезти в Белоруссию. Новых пока не нашли, созваниваются с посольством Киргизии, – перебил разговор неприлично нетрезвый Белгруевич.

– Завязывай пороть чепуху, Гриша. Вот правду говорят: сорок пять лет – пограничный возраст. Пограничный между беззаботным детством и глубоким маразмом. Закажи лучше пива, пора нам в парилочку наведаться.

Друзья разделись догола, взяли березовые веники, повязались простынями, нацепили войлочные шапочки и отправились в святая святых. У входа в банный алтарь скопилась очередь. Банщики как раз подготовили фирменный вознесенский пар, настоянный на травах, и готовились запустить нетерпеливую толпу в разогретую парную. Голые мужики вваливались по одному, организованно, гуськом поднимались по лесенке на полати, пригибаясь к самому полу от нестерпимого жара, стелили простыни на чистый пол, покрытый струганой осиновой доской, укладывались тесными рядами. В парной по традиции молчали. Действо отдаленно напоминало церковное богослужение. Пар плотным раскаленным облаком стоял сантиметрах в двадцати от пола до самого потолка. Люди лежали и пропитывались нисходящим теплом.

Минут через семь в парную поднимался «архангел» – так называли банщика, вооруженного простыней, подвешенной на жердь, в задачу которого входило постепенное опускание пара вниз, на стонущие от жара тела. «Архангел», помахивая простыней как флагом, с трудом передвигался по пространству парной и приговаривал успокаивающие мантры:

– Разговорчики отставить, шепоток проглатываем внутрь, десять минут невесомости. Лежим, мужики, терпим. Кому холодно – двигаемся ближе к печке, кому жарко – ныряем в купель, кому мало – перемещаемся в буфет, кому много – на улицу, а если не терпится – в туалет. Расслабляемся, вбираем пар, представляем себе, что прямо сейчас в нашу парную входит на цыпочках женская волейбольная сборная в полном составе, одна за одной…

Постепенно пар пробирал до позвоночника, кожа становилась нечувствительной к жару. Через десять минут разгоряченные мужики по одному вываливались из парной. Прыгали в ледяную купель, погружались с головой в воду и бежали скорее к кружкам с пивом. Слышались крики, оживленный разговор, заливистый смех. Заказывали закуски: конскую колбасу с луком, соленого рыбца, хачапури, китайские дим-самы, жаркое в горшочке, студень с хреном, соленья по-деревенски и все подряд.

Умиротворенный Турхельшнауб, привалившийся к стенке «купе», отдыхал. Думалось ему, как хорошо поломать замыслы распроклятого понедельника таким вот неожиданным заходом в баню. Впрочем, будут ли теперь трудовые понедельники? Сергеев мирно посасывал пивко, Белгруевич покусывал малосольную красную рыбку с бородинским хлебушком и маслом.

– А вы знаете, я сегодня Лешу Припрыжкина встретил случайно у метро, – вспомнил неожиданно Турхельшнауб.

– Да? – удивился Белгруевич. – Он же свалил после первого курса с нашего факультета и занялся физикой твердых предметов. Дурак, в такое смутное время бросить теологию. Его поступка тогда никто не понимал. Я с ним с тех пор не общался. Как он поживает, чем занимается?

– Бомжует он, у метро полтинники выпрашивает у прохожих – вот чем!

– Вот это номер! – прокомментировал Сергеев. – Я слышал, он по Индии путешествовал, в штате Кашмир. Вот и допутешествовался. Попал в касту шудр 7 7 Низшая из четырех каст в Индии. .

– Ты с ним хоть пообщался, Веня? – спросил Белгруевич.

– Нет, он с похмелюги был и вонял, как вокзальный сортир. Я только полтинник ему сунул, и все.

– А как, кстати, Игнаша Курильчиков поживает? – поинтересовался неожиданно Сергеев. – Он же тоже по Индии бродил.

Игнаша был четвертым и самым странным членом компании, отломленным ломтем, д’Артаньяном в бегах. Четверых друзей связывало студенческое прошлое: они некогда закончили факультет теологии Московского инженерно-физического института. Вплоть до Нового года Игнаша присоединялся к общим загулам и охотно посещал баню и рестораны, но случилось страшное: Курильчиков увлекся древней религией – зороастризмом, или, как его по-другому называют в узких кругах, маздеизмом 8 8 Зороастризм – термин европейской теологии, происходящий от греческого произношения имени основателя религии Заратуштры. Другое название – маздеизм, происходящее от имени бога Мазды в зороастризме. . Уже второй месяц как Игнаша потерялся для друзей. После паломничества по странам Юго-Восточной Азии, проведя над собой таинственные обряды «седре-пуши» и «барашнум» 9 9 Седре-пуши, или «надевание рубахи» – обряд принятия зороастризма. Барашнум – большой ритуал очищения, проводимый с участием собаки в течение девяти дней (оглядывание собакой). , Курильчиков неожиданно обрел истинные корни.