Тимофей Ковальков - Сфирот Турхельшнауба. Или Тайна Шестой брамфатуры

– Да, Гриша, я под следствием, меня вызывали в отдел идеологии и сделали предупреждение, или, как его теперь называют, внушение… Оставили пока в качестве свидетеля, – поделился Турхельшнауб.

– Ужасно, Веня! В этих казенных зданиях так много микробов и аллергенов. Надеюсь, ты надел маску? – спросил Белгруевич.

– Какую маску, Гриша? Меня вызывали на допрос, а не на медосмотр!

– Все равно надо надевать маску! Хотя эти современные маски ни черта не держат. Я сам их шью из марли, с тремя слоями ваты и угольным фильтром. Могу тебе одолжить одну, только не забудь побрызгать фурацилином. Ой, мне следует немедленно выпить, а то давление может повыситься.

Белгруевич жестом подозвал официантку и трагическим шепотом произнес:

– Есть у вас рюмки поменьше?

– Конечно, в нашем заведении в наличии рюмки богемского хрусталя любого размера. Какие прикажете? Есть английские барные на сорок миллиграммов, русские дамские на двадцать миллиграммов, аптекарские на двенадцать миллиграммов…

– Несите самые маленькие, аптекарские, – прошептал Белгруевич, – и дайте, пожалуйста, пачку гигиенических антимикробных салфеток. И еще… Понимаете, я вчера отравился, есть у вас что-нибудь диетическое? Какой у вас шашлык, например?

– У нас пятьдесят два вида шашлыка: по-карски, на углях, из свиной шейки, из мякоти ягненка, из осетрины, из семги, из овощей, из маринованного в красном вине молодого бычка, японский куриный… – начала перечислять официантка.

– Стоп, стоп. Из свиной шейки достаточно диетический, как вы считаете? – допытывался Белгруевич.

– Свининка свежая, прямые поставки из совхоза имени товарищей Сакко и Ванцетти, – гордо сообщила официантка и подмигнула.

– Бери свинину, не ошибешься, реальный цимес, кошерная поросятина, – произнес заскучавший Турхельшнауб, – капец как рекомендую.

– Сам Будда, по легенде, откушал крестьянской свинины. Может, от того и помер бедолага, так и не причастившись божьих таинств, – вдруг сказал Сергеев, вливая в себя четвертую великанскую рюмку.

– Ну хорошо, несите из свиной шейки, если гарантируете, что шашлык не угрожает катаром моей поджелудочной железе. Она что-то шалит в последнее время. Только маленькую порцию, детскую, нет, лучше половину детской порции. А есть у вас диетические пирожные? Например, эклеры? – не унимался Белгруевич.

– Свежайшие, только что с фабрики, четырех видов. Крем воздушный, крем кофейный – безе, с малиновым желе и с садовой земляникой.

– Уговорили, принесите половинку самого маленького диетического эклера-безе на ваш вкус, – решился наконец Гриша. – И уберите, в конце концов, из зала комаров! Повсюду летают, – нервно добавил он, отмахиваясь от насекомых, видимых только ему.

Белгруевич долго протирал аптекарскую рюмку гигиенической салфеткой, затем достал из кармана пластиковый футлярчик, аккуратно вынул оттуда пипетку с мерными поперечными насечками. Попросив у официантки стакан кипятку, он продезинфицировал пипетку тщательным образом. Затем он отлил водки из графина в большую рюмку и, наконец, последовательно отмеряя дозы пипеткой, накапал себе ровно семь миллиграммов. Проделав вышеперечисленное, Белгруевич состроил трагическую гримасу, выгнул спину дугой, взял рюмочку в левую руку, оттянул мизинец, запрокинул голову назад и резко влил содержимое в рот. Сглотнул, поморщился и вздохнул печальнее прежнего:

– Что-то водка у них несвежая сегодня…

Друзья заказали второй графинчик настойки, пива, котлет, борщ украинский, итальянских колбасок-пепперони и традиционный салат оливье. Пиршество продолжалось. Беседа приобретала хаотический характер. Турхельшнауб пил много, но оставался трезвым, Сергеев двигал руками гораздо энергичнее прежнего, а Белгруевич, к удивлению товарищей, сразу скис от первой же микродозы.

– Вот меня что беспокоит. Вызовут меня снова, допустим, и спросят: зачем ты подписал отказ от обратного выкупа по сделке со «Жмурбанком»? Ведь этот банк давно на ладан дышит, каждому школьнику известно. Одно только название красивое, а банк трухлявый. Что я скажу? Как буду оправдываться? – переживал Турхельшнауб.

– Я открыл важную вещь. Недавно вдул я одной фру-фру вечером, потом поехал к твари по имени Алина, по-быстрому засунул и помчался к третей прошмандовке. К утру вернулся к фру-фру и засадил ей по самые гланды. И вот смотрю я, что получается? Всегда платишь наличными, но за что конкретно? Там ведь внутри ничего нет, зияющая пустота. Ты просто засовываешь член в пустоту. Ты ищешь разумную жизнь, а там только гонорея может существовать. Я, может быть, не согласен платить за кожаный мешочек с гонореей! Но что же меня тогда удерживает, затягивает как магнитом, почему я не могу справиться с собой?

– А что говорит по этому поводу твой психоаналитик? – поинтересовался Турхельшнауб.

– У меня временно сейчас нет психоаналитика, – доверительно сообщил Сергеев, – не до психотерапии мне сейчас, сплошная Махаяна 4 4 Махаяна (буквально – «Великая колесница») – одно из двух основных существующих направлений буддизма, включающее ряд региональных школ, восходящих к индийским сутрам, написанным на санскрите. в голове.

– Ты не прав, Олежа, мне на последнем сеансе психотерапии доходчиво разъяснили смысл сексуальных поползновений. Возьмем утят, к примеру. Известно, что птенцы плавают за матерью-уткой. А как утята узнают родную мать? Ученые проверили и обалдели: да никак. Они с таким же успехом могут следовать за любым одушевленным и неодушевленным объектом похожего размера: за собакой, за воздушным шариком, за чем угодно. Для утят предмет преследования – лишь бесформенное пятно, символически совпадающее с условным кодом в цепи нейронов. Природе наплевать на тонкости. Так и мы, люди, преследуем друг друга благодаря шаблонам сознания и гормонам в крови. Наше принципиальное отличие от уток лишь в бесконечном и запоздалом словоблудии. Мужчинам требуется непременно вскарабкаться на нечто круглое, обладающий дыркой, желательно почаще и поразнообразнее, – таков примитивный алгоритм. А женщинам ничего не нужно, кроме ребенка. Для них мужчина – утилитарная функция, расходный материал. Нечто вроде шприца со спермой или свинки-копилки с золотыми монетами. – Турхельшнауб философствовал с упоением.

– Мне кажется, я простудился вчера, горло болит, голова ноет, – перебил Белгруевич. – Поджелудочная побаливает, но не сильно. Печень покалывает. Но главное, помню отчетливо, я отравился чем-то, а может быть, перегрелся на даче в новой бане. Понимаете, температуру трудно стало регулировать после того, как я обложил печку речным камнем. Должно быть ровно шестьдесят три целых и семь десятых градуса, но злополучные камни набирают влагу – и получается все восемь десятых градуса. Хотя набор микроэлементов в паре превосходный: осмий, цинк, сурьма, свинец. Но я значительно перегрелся, – заплетающимся языком вещал Белгруевич.