Тимофей Ковальков - Сфирот Турхельшнауба. Или Тайна Шестой брамфатуры

– Вы знаете, что странно, – сообщил Гриша Белгруевич. – Оказалось, что Игнаша – гребаный потомок древних парасов, персов-зороастрийцев, бежавших от исламского гнета в Индию в девятом веке. У него есть теперь священный город – Гуджарат на западе Индии, и священное дерево – баньян, такое с мощными запутанными корнями в человеческий рост. Игнаша считает баньян символом обретения собственных индийских корней. Что удивило меня больше всего, он оказался генетически представителем индоарийской расы.

– Не может быть! Игнаша всегда на вид был истинным патриотом: белокожим, слегонца бледным, – возмутился Сергеев.

– Он только маскировался под патриота: дело нехитрое в нашем климате. – При этих словах Гриша сделал паузу и посмотрел в сторону Турхельшнауба. – Однако все встало на свои места после слияния с корнями баньяна. Теперь он загорел, почернел, даже посинел от черноты. Да и черты лица у него тоже изменились, он стал беспечный, как девушка, пальчик покажи – засмеется. Ходит босиком в любое время года, носит какое-то легкое, полупрозрачное шмотье, больше похожее на женские тряпки, как, знаете, на картинах рисуют затворниц сераля, резвящихся у фонтана, к удовольствию султана.

– Может, он и пол ненароком сменил? – усмехнулся Сергеев.

– Насчет пола не знаю, но нравственные каноны в секте маздеистов строжайшие: не разрешается ни под каким видом вступать в отношения с женщинами, прикоснуться невзначай к сиське – смертный грех. Запрещено заниматься физическим трудом, есть рыбу с костями и летать в экономклассе.

– Что, и присунуть никому нельзя? – возмутился Сергеев. – Как жить-то после этого?

– Игнаша тусуется в экваториальных зонах. Прохаживается полностью обнаженным и жадно поглощает лучи солнца, говорит, что загар возвращает его в первобытное энергетическое состояние. По вечерам он встречается с членами секты, и они вместе предаются культу неугасимого огня, танцуют под древнюю барабанную музыку и крутят какие-то антигравитационные хрустальные шары.

– Где ж он бабло берет на бизнес-класс? – удивился Сергеев.

– Поговаривают, что он летает совершенно бесплатно, потому что Иван Иванович Боговепрь – знаете, тот самый хмырь из Министерства интеграции, тайный владелец двух авиакомпаний и нескольких банков – приходится ему дальним родственником.

– Во как обернулось! – продолжал удивляться Сергеев.

– А ведь этот Боговепрь и с нашим банком связан, и Витопластунский его давний кореш, они вместе учились, – задумчиво произнес Турхельшнауб. – Не он ли и замутил схематозу с шестнадцатью миллиардами?

– Тогда уж не с шестнадцатью, а с сорока восемью, – уточнил частично протрезвевший Гриша. – К вашему сведению, Боговепрь курирует, кроме санации банков, еще и развитие культурки, потому наши конторы находятся в зоне его интереса.

– Допиваем пиво – и второй заход в парилочку, – прервал беседу Сергеев.

– Подождите, мне надо срочно добавить водочки, – взмолился Белгруевич.

– Гриша, а тут нет аптекарских рюмочек, здесь баня, а не ресторан, – издевался Сергеев.

– Ничего, я с собой прихватил одну, – улыбнулся Белгруевич и достал из кармашка пиджака, висевшего на вешалке, крохотную хрустальную рюмочку. – Я рассчитал: в организм должно поступать ровно семь миллилитров водки каждые полчаса.

Пришлось компании подождать, пока Белгруевич совершит известные читателю манипуляции с пипеткой. Чтобы скрасить ожидание, выпили настойки на хрене. Пошли наконец в парилку, легли, расслабились, замолчали. Мысли Турхельшнауба свернули на старую тропу. Он все мечтал, как бы так мастерски приобщиться к тайнам древней религии, чтобы ни хрена больше не работать и в глаза не видеть пасмурного неба Москвы, а летать бизнес-классом, пусть не в экваториальные, но хотя бы просто теплые места у моря. Ледяная купель не охладила разогретый фантазиями ум. В «купе» он вернулся в восторженном состоянии, и его потянуло на метафизику:

– А вам не кажется, господа, что мы стареем, сморщиваемся душой, как чернослив? Работа, быт, мысли, чувства – все давно автоматизировано, включая редкие забеги в баню. Тропинки в мозгу превратились в автострады, а по сторонам смотреть некогда. Мозги выпали в осадок и сконцентрировались в знакомых до зубной боли «пунктиках». И что бы ни случилось вокруг, впереди у нас только лыжня, как у биатлониста на олимпийской гонке, и лыжня эта – точное отражение следа пройденного пути. На любые вопросы нами еще вчера заучен единственно правильный ответ, известный и нашим родственникам, и друзьям, и начальникам, и соседской собачке Жучке. А «пунктики» наши становятся все весомее, а лыжня все глубже, местами по пояс, местами по подбородок. Интеллект зачитывает сам себе как приговор список аргументов, подтверждающих умопомрачительную оптимальность выбранного маршрута. А финиша нет и не будет. Годы идут, приятная детская инфантильность незаметно перешла в старческий маразм. Нам невдомек, что лыжня, будь она хоть длиною в экватор, все равно идет по кругу. Сойти дозволено лишь в больничную палату или в морг.

– Ну ты загнул, Турхельшнауб! Я тебя уважаю, но ты, признаться, страшная экзистенциальная зануда, – начал Сергеев встречную речь. – Ну, взять хоть меня: нет у меня никаких таких особых «пунктиков». Я считаю, что главное – вовремя всунуть член в кожаный мешочек, а не философствовать. Я бы и сейчас вдул, только здесь некому, а ты говоришь – «пунктики». Да, я хочу похудеть и сижу на диете: ем только низкокалорийный бекон и пью пиво по вечерам. Нефильтрованное пиво, между прочим, дозволено Махаяной… А вообще, – продолжил энергично Сергеев, – во всем виноваты америкосы. Ну какого рожна они попрели в Сирию? Их туда никто не звал. Мне этот вопрос покоя не дает до чесотки. В очередной раз пукнули в муку. Ты думаешь, американцы первыми высадились на Луну? Не смеши! Одна видимость и секретность напоказ. То ли дело Гагарин! До меня недавно дошло: если американцев сделать такими же нищими, как тайцы, то они массово намылятся в петлю. А в Таиланде – ничего, живут благодаря Махаяне. Сечешь?

– Да, Веня, ты загнул про «пунктики», – подтвердил Белгруевич, снова опьяневший. – Вот у меня речные камни на даче, с них в воздух прет микроэлемент: осмий, свинец, сурьма, цинк. С одной стороны, хорошо, а с другой – ну почему нельзя температуру нормально поддерживать с точностью до десятой доли градуса? Я ведь систематически перегреваюсь. Надо купить прибор. Замерить магнитуду полей, определить динамику частоты, и желательно проверить химический состав воздуха…

Разговор трех друзей внезапно прервался. В бане последние пять минут происходило нечто особенное. У входа в общий зал раздавались нервные голоса, принадлежавшие, очевидно, администрации. Посетители в зале, наоборот, неестественно примолкли и выжидали. Друзья подошли ближе и напряженно вслушались. За дверью появились два человека выдающейся внешности, уже знакомой Турхельшнаубу по рассказам Сцапис и Белгруевича: худые, носатые, бородатые, с торчащими длинными волосами-пейсами, они пришли в длиннополых черных пальто с меховыми воротниками, в широких меховых же цилиндрических шапках невиданного фасона, а на ногах – ботинки, обернутые в синие пластиковые бахилы. Пришедшие настроились серьезно и настойчиво требовали что-то от администратора зала – толстого, неуклюжего и добродушного Максимыча, уважаемого завсегдатаями за услужливость.