Тимофей Ковальков - Сфирот Турхельшнауба. Или Тайна Шестой брамфатуры

В нескольких метрах от немытых стеклянных дверей метро Турхельшнаубу преградил путь волосатый тощий абориген в просаленной, пропахшей мочой и квашеной капустой пятнистой хламиде.

– Командир, постойте, у вас не б-будет… это, как его… – до странности робко и интеллигентно замычал пятнистый, протягивая грязные руки, трясясь всем телом и пытаясь по одной передвинуть непослушные одеревеневшие ноги.

– Не будет, не будет, – буркнул Турхельшнауб, брезгливо поморщившись.

– Мужчина, постойте, пожалуйста, минутку! Я вас не отпускал с собрания! Вы в курсе, что стекание струй уже началось? – Пятнистый зомби, видимо, учуял в его лице легкую добычу.

– Ну что вам от меня надо? Мне некогда! Я на работу опаздываю.

– Вы знаете, какой самый большой грех, в натуре, а? Я вам говорю, самый, тля, капец какой грех – беспокоиться по поводу ши-шибанутого, тля, б-будущего. – В этом месте пятнистый икнул, распространяя запах душистых прерий из видавшего виды желудка. – Поняли? Беспокойство, командир, есть путь уныния, а этого мы, брат, не можем себе п-позволить. Вы поняли?

– Понял, дайте пройти, я опаздываю. – Он пока не решался взглянуть в глаза собеседника.

– Не, я вас не отпускал с собрания, мужчина, – сникнув на последнем слове, продолжал пятнистый, дальнейшая речь которого сделалась бессвязной и произносилась шепотом, напоминавшим бульканье жидкости в стояке канализации. – Понимаете, командир, есть, тля, три подземные пути, ёж, состоящие из двадцати двух отрезков линий, ё-моё, являющие-щу-я-ся сю-символами десяти сфирот, или тридцати, в жопу, двух ступеней, по которым мы, брат мой, спустимся, к шуям, в святое тайное место моления для достижения гармонии. Поняли? Сфирот также сим-путизируют тридцать два п-пути, по которым мудрость ах-хренительными струями стекает, тля, с небесного члена на ч-человечество и создает небесные сосуды. Поняли?

– Не понял.

– Слушайте, мужчина, ну дайте, ради Христа, рублей пиздисят. Видите, мой мозг застрял в премудрой бегемотине, пока я не опохмелюсь? Я вам кто? А! – Пятнистый снова взбодрился.

Турхельшнауб вспомнил, что в кармане пальто как раз завалялся мятый полтинник. Нервной рукой он нащупал бумажку, сунул блеющей мрази в рыло и только тут в первый раз внимательно взглянул в лицо пьянчужки. Боже мой! Борода, слившаяся с усами и бакенбардами, грязные пакли черных волос. Черты лица не разглядишь, но глаза, эти огромные умные и добрые глаза – их он помнил прекрасно. Первый курс на факультете теологии Московского инженерно-физического института, друг и верный помощник по трудным экзаменам Алексей Припрыжкин. Да, это он, такой же худой, как тогда, в жутком облике бомжа, но глаза такие же умные.

– Леша, ты ли это?

Бомж задумался, потом, бережно засунув полтинник в карман джинсов, долго всматривался в лицо Вениамина. В конце концов он узнал бывшего товарища и смущенно кивнул головой. Сказать было нечего, оба молчали. Турхельшнаубу стало стыдно, и он, перепрыгнув через последний сугроб, вошел в двери станции метро и побежал вниз по лестнице. Краем глаза он увидел, как Припрыжкин идет за ним. В вагон бывшие сокурсники вошли вместе.

Припрыжкин, не стесняясь, плюхнулся на свободное сиденье. Исходящий от него едкий запах протухшей мочи сразу же разогнал сидевших рядом пассажиров – двух девушек в приличных разноцветных пуховочках. Сиденье освободилось, и ослабший от похмелья бродяга разлегся как дома на диване. Он тихо рыгнул, пошевелился и испустил новую волну страшного смрада. Вокруг эпицентра заражения образовалось пустое пространство, а дальше по вагону людская масса невольно уплотнялась. Турхельшнауб терпеливо стоял рядом. Угораздило! Теперь не убежишь, на следующих станциях навалятся и зажмут как селедку иваси в банке. Оставалось только терпеть и вдыхать амбре. Припрыжкин, как бы почувствовав, насколько досаждает старому другу, приоткрыл один глаз, улыбнулся и произнес нечто вроде: «Угу-гу-гу, ату, брр!» Потом он заснул.

Ничего, всего двадцать минут пота и позора, можно потерпеть. Зубы непроизвольно заскрежетали от досады. Выходить надо было на станции «Библиотека им. Ленина». После выхода из метро предстояла дополнительная пробежка по склизкой новомодной плиточке, щедро политой серой липкой солью. Затем грозило удушение сизым выхлопом стоящих в нескончаемой пробке автомобилей, и вскоре Турхельшнауб уже просачивался тихой сапой мимо квадратных набычившихся аписов-секьюрити в родные стеклянные коридоры офиса «Торгового банка инвестиционного кредитования», сокращенно именуемого «Тобик».

Он прикинул, что опоздание приключилось не критическое. Ровно в девять тридцать назначено заседание кредитного комитета. Оставалось целых пять минут, чтобы распечатать аналитические записки возглавляемого им отдела по интегральному анализу ненадежности контрагентов. Требовалось быстренько сбросить пальто, поздороваться с зевающими сотрудниками, включить компьютер, ввести пароль, и день бы завертелся в привычном ритме. Но понедельник выдал сюрприз помасштабнее сбежавшей жены, параноидальных соседок и зловония в метро. В комнату, запыхавшись, вбежала энергичная и раскрепощенная Янина Самойловна Сцапис, начальница административно-наблюдательного отдела и добрая знакомая Турхельшнауба. Она с порога загудела, как пароход:

– Витопластунский прихвачен!

– Как? Не может быть!

Он удивился. Витопластунский вот уже пять лет возглавлял правление банка. Конечно, как и подобает члену правления, он был законченным придурком, но на фоне волны повальных московских арестов казался сравнительно интеллигентным человеком.

– Сама не поверила бы, если бы лично не присутствовала при операции захвата. С утра, пока никто не пришел, я цветочки поливала на пятом этаже, у руководства. Вижу, приперлись двое в штатском, выглядят странно: в черных расклешенных пальто до пола, шапки меховые, как кастрюли, волосы длинные, в завитках, в синих бахилах на ногах. Ворвались в кабинет, сунули в ноздри охране розовые книжечки, оттеснили секретаря, Веру Михайловну, в угол, надели наручники на Витопластунского и увели, пользуясь всеобщей растерянностью. Наш Виталий Авраамович был такой надежный, предусмотрительный и виртуозный человек! Ах, какую он проявлял чуткость в финансовых вопросах, какими обладал связями, какой имел нюх на политический вектор. Блестяще оценивал реальную обстановку в аграрном секторе, а тут такое…

Вениамин принялся лихорадочно соображать, какие такие сомнительные документы ему пришлось завизировать в последнее время.

– Ну что вы его хороните, дорогая? Наверное, случилась досадная ошибка следствия, наверху разберутся. Может быть, его не арестовать хотят, а наградить – так бывает сейчас.