Елена Здорик - Цветок с коротким стебельком. Рассказы о жизни и любви

Сама Танечка успехами в школе не блистала. Будущее представлялось ей туманным. Одно сознавала ясно: никогда, ни при каких обстоятельствах, она не хочет быть похожей на свою мать. Та твердила: только средняя школа, потом институт. Танечка слушала-слушала, да решила иначе. После восьмого класса за компанию с подружкой поступила в медицинское училище.

Рвения в учёбе и здесь не проявила, зато к окончанию училища сделалась настоящей красавицей: ладная фигурка – гитара, и только, длинные, до талии, каштановые волосы, серо-голубые глаза, смотревшие на мир чаще весело, чем грустно. Да и о чём грустить девушке в девятнадцать лет, которая знает, что редкий мужчина не смотрит ей вслед восхищённым взглядом?

На практике в инфекционном отделении госпиталя некий капитан Гр и горов, черноглазый жгучий брюнет, похожий на болгарина, всякий раз демонстративно смывавший в раковину принесённые Татьяной таблетки и порошки, млея и закатывая глаза, говорил с пафосом: «Какая девушка! Галатея!» И неизменно жаловался на повышенное давление. Татьяна вздыхала и отправлялась в ординаторскую. Она не знала, кто такая Галатея, но давно поняла, что его гипертония – миф, а новоявленный сказочник пользуется своим якобы беспомощным положением больного, чью просьбу нельзя проигнорировать, только для того, чтобы лишний раз прикоснуться к ней похотливой ручищей. Девушка возвращалась в палату, неся допотопный громоздкий аппарат для измерения давления – в пластмассовом футляре, в откидывающейся крышке которого была шкала с делениями и стеклянная трубка с ртутью. Танечка старалась провести процедуру как можно скорее, капитан же, наоборот, всеми способами затягивал её.

– Когда я смотрю на Вас, у меня повышается давление и пульс, – вкрадчиво произносил Гр и горов, буравя Таню смоляными глазами.

– Пожалуйста, помолчите, – останавливала его Таня, – иначе показания будут неточные.

Она жала на резиновую грушу, внимательно следя за столбиком ртути. Вот чуть видно завибрировала ртуть на отметке 120, и фонендоскоп подтвердил: «Тук-тук» – верхняя граница в норме. Таня не сводила глаз со столбика, чтобы зафиксировать нижнюю границу. В самый ответственный момент Гр и горов запустил холодную влажную ладонь под её короткий медицинский халат, коснулся ноги. Таня вскрикнула, отскочила, чуть не свернув с тумбочки футляр с прибором.

– Что Вы делаете? А если разобьёте? – она стояла, раскрасневшаяся, и гневно смотрела на него. – Вы понимаете, что там ртуть?

– Подумаешь, раскричалась. Из-за какой-то бандуры, – капитан презрительно скривил губы.

– Это не бандура! – Таня резким движением сдернула манжету с его руки, стала торопливо укладывать её в футляр. От волнения руки дрожали, потрескавшиеся резиновые трубки не слушались, никак не хотели укладываться в гнездо футляра.

– Натурально: бандура! – повторил капитан, явно недовольный неудачной попыткой тактильного контакта.

– Это аппарат Рива-Роччи, если хотите знать! – с вызовом объявила Таня, сомкнув наконец створки футляра. Раздался щелчок, крышка закрылась. Таня пошла к выходу.

– Так какое у меня давление? Не скажете?

– Хоть завтра в космос. Мне вообще непонятно, зачем Вы здесь лежите. Занимаете койку только зря. Таблетки выбрасываете и даже не скрываете этого. И ещё руки распускаете. Я больше никогда не стану измерять Вам давление. Можете жаловаться. Но я молчать не буду, если меня спросят почему.

Она вышла в коридор, громко хлопнув дверью. На душе было мерзко. И несколько дней ей всё казалось, что она чувствует прикосновение чужой руки. Это было отвратительно. К счастью, Гр и горова вскоре выписали.

А Таня стала замечать, что к ней всё чаще проявляют интерес южные мужчины. Мать всегда опасалась кавказцев и цыган. «Ты этих нерусских на пушечный выстрел не подпускай, – предостерегала она дочь. – Никто не знает, что у них на уме. В Москве они холостяки, а у себя в ауле – жена и куча детей».

К слову, цыганки Таню тоже не пропускали. Однажды у трёх вокзалов привязалась одна, в аляповатом платье с букетами по чёрному полю, такой же кричаще-яркой шали, с карими глазами и проседью в небрежно сколотых на затылке волосах: «Красавица, дай погадаю!» Таня отрезала: «Денег нет!» Но старая цыганка и без денег сказала: «Большая любовь у тебя будет. Но через чьё-то горе. Богато жить будешь. Всё у тебя будет». Девушка сначала не придала значения этим словам, рассказала подружке Ирке, посмеялись и забыли.

После училища Таню направили в Боткинскую больницу. Работала она медсестрой, сутки через двое. Однажды, когда в девять вечера она неторопливо шла к остановке автобуса, рядом с тротуаром притормозил заляпанный апрельской грязью жигулёнок. Мужчина, по виду грузин, приоткрыл дверцу, предложил подвезти. Таня заколебалась, посмотрела в темноту улицы, туда, откуда должен был появиться автобус. Водитель понял её по-своему:

– Да Вы не бойтесь. Я не маньяк. У меня здесь маленький бизнес, – он кивнул на цветочный киоск.

И когда осмелевшая Таня села в машину, сказал с улыбкой:

– Я Вас уже видел здесь. Вы медсестра?

– Да, я недавно здесь. После училища. А Вы давно в Москве?

Оказалось, что он в столице четыре года, приехал с семьёй из Тбилиси, снимает квартиру и пытается зарабатывать. Когда подъехали к Таниному дому, мужчина спохватился: «Вот я кретин! Я остановил машину, чтобы спросить, как Вас зовут, и вот всю дорогу болтаю о чем попало и до сих пор не спросил, как Ваше имя. Меня зовут Вано. А Вас?»

…Таня и не заметила, как пролетела весна, а за ней лето. Вано каждый раз встречал её с работы, подвозил домой. О своей семье он больше ничего не рассказывал, а она не спрашивала. Иногда ходили в кино, или гуляли по парку, или сидели в машине и разговаривали. Он был на удивление деликатным человеком и приятным собеседником. Как Татьяна убедилась позже, этому существовало вполне понятное объяснение: родился в интеллигентной семье, окончил Тбилисский университет. Острый ум, чувство юмора, исключительно тонкое обхождение довершили дело. Таня поняла, что влюбилась без памяти.

На седьмое ноября у неё выпали выходные, и Вано предложил съездить в Ленинград. Таня соврала матери, что едет с Иркой, и рванула без раздумий. Встретились, как резиденты разведки, в купе «Красной стрелы». Это было первое место, где вокруг них не сновали люди.

– Я очень люблю принимать гостей, – сказал Вано, – давай представим, что сегодня ты у меня в гостях.

Таня улыбнулась:

– Давай… те.

– Кстати, давно хотел сказать, что можно перейти на «ты». Если ты не против, – он взглянул на Таню вопросительно.

– Нет, я не против, – она согласно кивнула.

На столике появились фрукты: виноград, хурма, апельсины – и бутылка шампанского. Вано принёс стаканы от проводницы, разлил шампанское.