Ольга Неподоба - Душа января

Если бы я хотя бы на мгновение мог увидеть тогда, во что превратится моя жизнь и во что превращусь я сам, – я ни за что бы не сделал того глупого и безвозвратного шага, который навсегда сломал мою жизнь пополам.

Граница между светом и тенью. Один шаг…

И глупый, легкомысленный, но добродушный, бесконечно доверяющий всему миру открытый парень, которым был я, начинает долгий путь преображения. Парень, даже не способный помыслить о том, что кто-то, кого ты посвящаешь в свои секреты, вдруг может обернуть их против тебя. Не подозревающий, что его могут не уважать и не любить до трепета, не знающий почти до сорока лет, что в реальности существуют люди, которые, пересекая порог твоего дома, потом начинают рассказывать о виденных там беспорядках… И такой не от мира сего человек превращается в стареющего параноика, который с опустошающим подозрением готовится к приходу гостей и не доверяет по-настоящему ни единому существу, кроме собственной кошки…

Кошка, крохотная живая душонка, якорь мой, прочно приковала меня к жизни. Каждый взгляд на этот серый комок пуха вызывает тепло в моем сердце, и я понимаю, что все еще жив… Раз в моей душе осталось немножко любви, ну хотя бы к животному – значит, не все еще потеряно. Не все еще кончено со мной, и, может быть, еще будет впереди… что-то хорошее. Вот она лежит на спинке, поджав лапочки к толстому животику, и умильно смотрит на меня, прямо как ангелочек с фрески… Полчеловечества бы расхохоталось, узнав, какие чувства взрослый сорокалетний мужик испытывает к этому живому кусочку меха с глазами.

Но и тут всё было не так просто. Я всегда нормально относился к животным, хотя и не испытывал к ним такой уж горячей любви и особой восторженности, но никакое живое существо, кроме людей, я не обижал никогда. И вот однажды у меня появилась эта самая кошка.

Я её не заводил специально.

Она просто пришла. Я понятия не имею, какова была её предыдущая жизнь, но по ней было видно, что это домашнее, глубоко залюбленное животное, вдруг попавшее в беду, к которой совершенно не было готово. Может, она потерялась, может, хозяева ее скончались, может, что-то еще подобное.

Это была необычно холодная для наших мест зима, стояли крепкие морозы и повсюду лежал глубокий снег. Кошка появилась возле двора, и я обратил на неё внимание, особенно на её глаза. Они были преисполнены раздирающего ужаса, растерянности и какого-то безумия… Она не кричала, просто издали смотрела на меня пронзительно и жалобно, да беззвучно открывала свою крохотную пастишку. Она была пушистая и красивая, но шкура уже начала сваливаться в комки, худоба бросалась в глаза. Ее сумасшедшие глаза говорили, что она просто не понимает, что произошло в этой Вселенной и как перевернулись планеты, отчего миска не полна еды, как обычно, почему ее не ласкают, не расчесывают, почему страшный голод разрывает внутренности, а холод сковывает лапки, ходившие до этого в основном по пуховым подушкам… Что-то остро резануло меня по сердцу, но, конечно же, я прошел мимо! Сколько этих кошек ходит вокруг нас…

Я прошел несколько кварталов, но мысли продолжали мучить меня. Я вдруг жестко проассоциировал эту кошку со своим собственным внутренним состоянием… Я наглядно увидел все то, что происходило со мной – это не кошка, это моя душа сейчас сидела на морозе, умирая от голода и жажды и отчаянно не понимая, НУ КАК, КАК МОЖЕТ ТАКОЕ БЫТЬ, что тебя никто больше не любит??? Как могло случиться – что твоя миска не то что пуста, она просто отсутствует в принципе, и что скоро пойдет снег и наступит ночь, которую, скорее всего, пережить не получится…

Я вернулся, я изловил эту кошку, хотя она в ужасе бросилась бежать. Я чуть не сломал ногу, спотыкаясь о куски металлолома, я загнал её за гаражи, умудрился схватить и тащил её к дому, спрятав под куртку, где она орала страшным глухим басом, будто ее волокли на казнь… Мне было и радостно, и горько. Как мне тогда хотелось, чтоб меня, меня самого кто-то так же поймал насильно и спас от холода и одиночества в лютые морозные дни моего отчаяния.

Но мне не повезло так, как кошке… Никто не проникся моей бедой, потому что понять чужое страдание мы способны только тогда, когда перекладываем его на свое собственное. Если бы я не сопоставил голод замерзающего животного с голодом собственной замерзающей души, я бы… просто прошел мимо. Я-то и прошел мимо, но… я вернулся за ней! Я бы переступил через эту крохотную трагедию всего лишь животного, не заметив её, как когда-то переступил через собственную жену. Я даже не осознавал, насколько тяжелый удар нанес ей. Почему? Потому что я до этого сам никогда не чувствовал боли, я не знал, какова она на вкус. Я ничего в этом не понимал. Но сейчас я уже был совсем другим человеком. Тем, кто отведал боли, узнал ее силу, и поэтому стал способным понимать и остро чувствовать боль чужую.

А вскоре я поймал себя на том, что как-то не совсем хорошо начал относиться к собакам, более того, я стал их побаиваться. В этом не было ничего необъяснимого. Собака – ассоциируется с другом, потеряв доверие к друзьям, вообще доверие к кому-либо, я стал бояться собак, потому что стал бояться людей. И еще. Мне всегда говорили, что избыточная привязанность к животным появляется у людей одиноких, разочарованных в отношениях, и тому подобное. Раньше я категорически это отрицал. А теперь, наблюдая себя, с замиранием сердца разглядывающего нежащуюся на коврике кошку, я с грустной усмешкой отметил— да, да, что тут отрицать… Это именно так. Запас любви постоянен в душе каждого человека. И если человек этот никому из других людей не нужен, запас любви все равно должен быть растрачен, иначе однажды это чувство достигнет критической массы и прогремит взрыв, который разнесет душу в клочья. Этот запас необходимо на кого-нибудь тратить. Ну хотя бы на кошку…

Как же парадоксально и странно складывалась моя история!

Как же такое может быть, что я, изменявший напропалую своей первой жене, но не знающий о том, что существуют люди, обсуждающие за твоей спиной беспорядок в квартире, был чище и добрее, ЛУЧШЕ, чем тот я, который хранит супружескую верность второй жене, но присматривается подло к морщинкам на ее лице и внимательно выискивает в ней малейшие недостатки?

Как же может быть, что тот разгульный гулена, сломавший и растоптавший жизнь своей первой жены и свою собственную, в сущности, был лучше нынешнего сорокалетнего унылого обывателя, все душевное тепло и любовь растрачивающего на домашнее животное и утонувшего почти навсегда в равнодушии и недоверчивости к людям?

Что же получается – счастливый грешник лучше, чем праведник, пребывающий в унынии?

Что же получается – когда я делал плохое, но не понимал этого, я был чище и ближе к чему-то, что называют небесами, чем сейчас, когда не грешу в поступках, но мысли мои преисполнены такой мерзости, от которой мне самому тошно.