Кристина Струк - Между молотом и наковальней

Мы сидели уже третий час, я стеснялась признаться себе, что выпила уже третий трехсотмилиграммовый бокал вина и рука моя тянулась за еще одной дозой моего сегодняшнего алкогольного успокоительного. Присутствовавшие здесь дамочки, каких я помнила в своё время выплясывающих в пьяном угаре на барных стойках в полуголом виде, ныне изо всех сил старались вести себя образцово-показательными женами, вопрос состоял для меня лишь в: кому они хотят это показать? Своим таким же псевдо-подругам, с какими они сошлись на тяге к веселью, разврату и выманивания посредством своего тела средств у мужчин; после прошли путь, найдя неиссякаемые источники средств в лице одного (каждая из них чем-то таки зацепила: кто своими постельными умениями, кто беременностью, кто заверениями, что она просто ищет «Того, единственного» (упустим момент, почему поиски она производила в огромном количестве кроватей), но всё никак не найдет – в любом случае, завладели они ими ложью, у каждой была своя ложь; а вот теперь они разыгрывают спектакль «идеальная жена и мать»? Либо же своим мужьям, пытаясь таким образом стереть им память о том, где же они их отыскали и как такое в жены взяли? Либо же самим себе лоботомию сделать пытаются? Естественно, сейчас они стоят кружком, отдельная элита, выпивают грамм сто вина и нарочито громко причитают: «Ох, у меня как доченька родилась, то я алкоголь на дух переносить не стала, вот выпила бокальчик, совсем в голове помутнело!». Я помню, как она пила бади-шоты с барменш в «Койоте» и мы не могли её оттащить от них, пока она не упала в некое подобие алкогольной комы, не приходя в чувства до следующего утра. Мы учились с ней вместе и всё, что я могла вспомнить о данной персоне – её непреодолимую жажду денег, а когда она их не получала: впадала в запой.

Сложно обвинять человека в подобного рода вещах, когда знаешь печальную истину: так делают сотни тысяч людей. С детства нам внушают, что все командуют деньги, а верховенствует тот, у кого их больше. Зомбирование производится не только посредством индустрии развлечений: фильмами, телепередачами, песнями, но и самими родителями. В нашей стране искоренен как таковой «средний класс». Сейчас молодежь пытается его восстанавливать, но не рвутся в нем задерживаться. Мне всегда хотелось быть в финансовом плане именно в данной ячейке: иметь достаточно средств к существованию и к жизни. Это две большие разницы: существование – это тот необходимый тебе минимум, дабы поддерживать своё нахождение на данной земле: питание, проживание, одежда. Жизнь – это уже то, что идёт вне простых земных забот: это отдых, это возможность данного отдыха посредством путешествий или же простого расслабления в заведении. Жизнь я видела никак не в обличье едва выдерживающего яства стола с лобстерами, шампанским и нежным фламинго в соусе из артишоков, на веранде виллы в Тенерифы. Жизнь я видела, как отсутствие необходимости пересчитывать в голове каждую копейку и с болью понимать, что отпуск в этом году не светит. Как состояние между «бедно» и «богато». Тогда ты не находишься в перманентном состоянии шока и страха от отсутствия средств, но и не «с жиру бесишься» от счета с энным количеством нолей.

Класс бедных, каким с детства внушают, что «ты должен вырваться из нищеты и показать им всем, отомстить за нас» – самые страшные люди. Это те жуткие родители, которые отказались бороться, но при этом взращивали монстров-детей, в атмосфере ненависти, подливая ежедневно масла в огонь: «Посмотри, как мы живем, а посмотри, как те буржуи живут, вот ты вырастешь, и станешь богаче их всех, они все будут под тобой ходить». Дети вырастают бессердечными и алчными, мальчики зачастую связываются с нечистыми делишками, а вот девочки… Становятся такими, как эта дама, что с презрением отставила бокал и подошла ко мне изобразить вежливости и лишний раз попытаться меня уколоть (безуспешно), своей показной статусностью, какой у меня, по её мнению, нет. Я же видела перед собой ту восемнадцатилетнюю девочку, жившую в комнате по соседству, которая ходила в жуткой и вызывающей одежде из секонда, какую по вечерам забирали сомнительного вида парни на машине у двери общежития и привозили только под утро. Когда я, заметив синяки на её ногах и руках, проявила вежливость, предложив свою помощь, она лишь огрызнулась:

– О, профессорская дочурка очнулась! Конечно, куда тебе до таких бед, что ты вообще в этой общаге забыла, ты ж у нас белоручка, мама-папа в университет засунули, потом и на работку приличную пристроят, а мне, которая столько дней в своей жизни голодала, нужно твою помощь на коленях принимать? Я у этих тварей помощь на коленях принимаю, они меня хоть и кормят немного по-другому, зато теперь я себе накоплю денег и уйду подальше из этого ада, так что держись от меня подальше со своими советами!

С тех пор мы не разговаривали года два и, действительно, машины за ней стали приезжать более статусные, покуда не перестали вовсе – она сдержала слово и съехала с общежития. Ходили разные слухи, кто-то шептался, что она любовница депутата, кто-то – что жена бандита, кто-то – что просто валютная проститутка. По университету она ходила с гордо поднятой головой, поправляя золотые кольца и серьги, но всё время пытаясь заговорить со мной. Когда очередная попытка не увенчалась успехом, она потащила меня за собой в машину и вывалила мне на голову всю историю своей жизни, про родителей-алкоголиков, про то, как её в тринадцать лет за бутылку водки продали на одну ночь соседу, про то, как от неё требовали денег и отправляли работать на самых грязных и не благоприятных местах.

– Конечно, я копила в себе эту злобу и не могла дождаться момента, когда стану богатой и мне не нужно будет думать, между чем выбрать вечером: пачкой макарон или сигарет. И я добилась этого, мне плевать, какими методами, но прости меня за грубость мою прошлую, ты всегда относилась ко мне хорошо, ты была и есть единственной, кто не бросает мне камни в спину и не пытается попользоваться мною.

И пусть эта дружба походила на моей воображаемой поляне растений-общений с людьми похоронным искусственным венком, я всегда заботилась о людях. Они были моим фетишем, но и, одновременно, некоторые из них были объектом моей ненависти, по отношению к которым был лишь один вердикт: наказать. Но те люди сеяли зло по отношениям к массам, а мелких вредителей в расход брать было слишком легко…

Нужно сбросить с себя воспоминаниями, иначе они снова овладеют мною и заставят сбежать из этого подобия мира, в какой мне довелось насильно себя засунуть, дабы забыть о Моём мире, утраченном, насильно отрезанном, оставшемся на задворках моей памяти. Я старалась как-то поддерживать беседы, дабы потом не слушать дома полночи упреки Стаса на тему: «Ты могла бы хотя б приличия ради разговаривать с ними! Они же позвали нас ДВОИХ!». Нет. Они позвали его. А я – это классический случай «Плюс один». Бесплатное приложение. Приличия ради надо приглашать. Ежели вы состоите в отношениях, соответственно вас автоматически воспринимают как единое целое, пусть они и не знают, что вы не то, чтобы таким не являетесь, а и не являлись вовсе никогда.