Владимир Гарасев - Солнечная сторона

Он много раз думал – что ему делать теперь? – и несколько раз говорил об этом с отцом.

Отец собрал много информации – у него хватало для этого друзей, и своих, и тех, кого знал в свое время его отец – но никто не сказал ничего обнадеживающего. Отцовские друзья работали в разных местах, считавшихся в свое время серьезными. Но и эти места не обошли общие проблемы. Если совсем коротко: все идет на убыль; денег мало; возможности того, что их станет больше, пока не видны; перспективы совершенно неопределенны.

Во время их финального разговора на эту тему, перед самым распределением, оставалось два вопроса.

Первый: существуют ли объективные основания предполагать, что в ближайшие несколько лет государственные организации получат финансирование на уровне десяти-двадцатиетней давности?

На этот вопрос отец однозначно ответил: нет. Никто из его знакомых, близких к руководству таких учреждений, не сообщил о возможном увеличении финансирования. А объективно – при таких ценах на нефть на это не следовало и надеяться.

И второй: какова вероятность того, что очередной переворот, вроде гэкачэпистского в августе девяносто первого, окажется успешным, капитализм свернут, а занятых им людей обеспечат рабочими местами в лагерях?

На этот вопрос однозначного ответа на было.

– У тебя есть какое-то мнение о том, что мне лучше делать? – спросил Соболь-младший отца.

Тот отрицательно покачал головой:

– Нет. Потому что глупо формировать объективное мнение об исходе лотереи. Мы можем многого не знать. Того, что мы знаем, для принятия решения не хватает… Скажи вот что: ты-то сам готов отказаться от результата работы, которую ты делал пять лет?

– Я делал ее для того, чтобы выбирать первым, и выбрать лучшее. Но оказалось, что там, где я рассчитывал, выбирать не из чего.

– Ни ответ ли это на твой вопрос? – спросил отец.

– В том смысле, что сейчас выбирать лучшее может лишь тот, кто одним из первых положит диплом в стол, и станет спекулянтом?

– Конечно.

Соболь-младший пожал плечами:

– Тогда это ответ ясен: если я по-прежнему хочу быть одним из тех, кто может выбирать лучшее, у меня есть только один ход. Даже если в нем содержится труднооцениваемый риск.

И было у Соболя-младшего еще одно совещание на эту же тему – с самим собой. На котором стоял только один вопрос: чего я хочу? Не выйдет ли так, что приняв рациональное решение, я много лет буду работать над тем, что мне на самом деле не нужно? А возможность получить то, что мне нужно, тем временем уйдет – ведь только первые выбирают изо всего.

Впрочем, одного человека на это совещание он пригласил – Леди с «Феррари». Потому что она – напомним еще раз – говорила ему, что является для него знаком. Знаком того, что в мире существует нечто важное и настоящее, чего у него нет, но что ему очень нужно. Он не слишком определенно представлял себе, что это за важное и настоящее. Но был уверен, что оно существует.

И чувствовал, что очень хочет его получить.

Но пока он получил другое – свой «красный» диплом. Который занял почетное место среди бумаг в его столе для того, чтобы – хотя это и не было тогда очевидно – остаться там навсегда.

Потом Соболь поехал на дачу – до сентября.

С одной стороны, он хотел поскорее взяться за новое дело, потому что сама его новизна и неизвестность воспринимались и как сюрприз, и как вызов. С другой – он чувствовал, что возможность провести месяц на даче представится ему не скоро.

А может, и никогда – все зависит от того, что он сумеет получить, и на что захочется тратить время тогда.

Но что бы он ни ждал впереди, месяц на даче казался ему возможностью, которую нельзя упускать.

Соболь никогда не считал чем-то достойным внимания заурядный спальный район, в котором находилась квартира его родителей. Его малой родиной, местом, что вспоминаешь всю жизнь, если случится уехать навсегда, была дача.

Дачу построил дед. Землю под дачный поселок выделили в середине пятидесятых, и примерно в это же время были построены тамошние дома. За тридцать лет поселок успел зарасти деревьями, а дома – приобрести оттенок основательной старины.

Соболевская дача не слишком выделялась среди остальных. Типичный для Подмосковья дом, рубленый, но обшитый доской, с высокой двускатной крышей и парой комнат под ней, да с просторной застекленной террасой – местом семейных обеденных посиделок в летнюю жару. В середине дома, между комнатами, помещалась высокая узкая печь, покрытая изразцовой плиткой. А в самой большой комнате, служившей при необходимости гостиной, со временем сделали камин.

Соболь обожал дачу с самого раннего детства. До школы он проводил на ней все время от первого тепла до первых заморозков. В школе и в институте – приезжал каждые теплые выходные.

На даче, разумеется, была компания детишек, подходящих по возрасту Соболю. Так как дачи давали сотрудникам института, где работал дед, и ряда других тому подобных учреждений, детишки эти происходили из похожих семей. Развлекались в целом пристойно. И хотя ближе к окончанию школы появились спиртные напитки, и стали случаться по пьяни всякие истории, которые долго вспоминали потом меж собой, алкашом никто из дачных сверстников Соболя не стал.

Был и фирменный дачный коктейль – горячая водка с клубничным вареньем; варенья этого на дачах было всегда до фига. Пили эту смесь исключительно зажавши нос, ибо испаряющийся спирт производил весьма отталкивающее впечатление. Зато она действовала быстрее водки, а девушки не находили ее противной на вкус.

К тому моменту, когда Соболь окончил институт, от дачной компании мало что оставалось. То один, то другой ее участник начинал приезжать все реже, а потом пропадал. Посиделки у костра становились все тише и малолюдней.

Один из таких исчезнувших успел сообщить Соболю информацию, оказавшую на будущее Соболя поистине судьбоносное влияние.

Изучение программирования в институте повлияло на этого соболевского дачного земляка так, что ни о чем другом он не мог говорить. Соболь, любопытный до всего нового и перспективного, однажды проговорил с ним об этом большую часть ночи. Многое было тогда совсем не так, как стало уже через несколько лет. Но уже существовал «Микрософт», и «Оракл», и ряд других не менее успешных компаний и Соболь уловил во всей довольно хаотической информации, полученной им в эту ночь, гигантский призрак гигантского рынка, поднимающийся, подобно широко раскручивающейся спирали, из местечка под несколько неожиданным названием «Силикатная долина».

Это было знамение, и Соболь запомнил его.

Ближайшим другом Соболя на даче был чувак по фамилии Фомин; кличка его, разумеется, была «Фома». Фома выделялся из прочих неслабой эрудицией – поговорить с ним можно было решительно обо всем; Соболь даже присвоил ему дополнительную кличку «Аквинский». Этому человеку суждено было сопровождать Соболя во всяких делах еще не один год. Как и Соболь, он оставался одним из последних посетителей субботних тусовок.