Анна Лайк - Розы и Папоротники

Дорогие рестораны скоро показались Лене в этой жизни совершенно лишними. Молча и на трезвую голову – пить ей не хотелось, так как и Олег почти не пил, – смотрела она на местных обитателей: «как в аквариуме…» (Стеклянная крыша зала ресторана усугубляла сходство). Ей, привыкшей к университетской тихой публике, большинство посетителей-мужчин здесь казались зажравшимися барами со странными замашками, большинство девиц, – без спутников, с ищущими блудливыми глазами, – вероятными соперницами, официанты неприятно удивляли чрезмерной суетливостью и несусветным подхалимажем, цены шокировали неправдоподобием. Олег обычно наблюдал, как Лена безмолвно дивилась на чей-то пьяный кураж, потом ухмылялся в тарелку; Лена смотрела на него: «чего ты улыбаешься?» Он отвечал: «ничего…» И оба потом опять засматривались друг на друга, забывая обо всем вокруг. Ей казалось, что они с Олегом как будто отбывали здесь какой-то странный номер, в то время как должны были находиться совершенно в другом месте. Ей часто хотелось у него спросить: «кто все эти люди?», но Олег вел себя как ни в чем ни бывало, и ей приходилось поверить, что все происходящее – норма, и именно так все и должно быть.

Темная, горячая сила бродила в Лене, бурлила в груди, отзывалась сладкой тяжестью ниже, образ любимого светился и горел неземной красотой перед ней, очарованной… А здесь надо было сидеть, молча выносить пристально-оценивающие взгляды праздной публики, терпеливо дожидаться перемены блюд – Олег заказывал всегда черте что, что-то сложное, – танцевать без него, в одиночку, потому что Олег не танцевал, и не особо был рад отпускать ее одну на танцпол, и – скука начала подкрадываться к Лене… Неприятная, тягомотная, она тащила за собой некие тени мыслей, например, о разнице в возрасте и в какой-то системе координат, о чем частенько талдычила ей Алина, но Лена решительно не хотела во все это вникать. Она просто вознамерилась немедленно это изменить.

Она долго думала, как бы сообщить Олегу о своей нелюбви к ресторанам, о скуке, которую они на нее навевают, причем, постараться при этом его не обидеть – ведь не в пивнуху приглашал он ее, а в самые дорогие и престижные места на Невском и в его окрестностях. Причем, сложность заключалась и в том, чтобы предложить альтернативу – а что Лена могла ему предложить? Велосипедные прогулки по городу, ночные вылазки на крыши? Ой, что-то она робела предлагать такое. Обсуждение прочитанных книжек, просмотренных фильмов, как с Алиной? Домашние игры в карты? в «дамский» преферанс? (Лена ломала голову, образ Алины в этой голове язвительно ухмылялся). Ну а что… Играли в него еще со школы с Алиной, Костиком, и с кем-нибудь из их одноклассников. Самые захватывающие сеансы оказывались, когда для второй пары в этой карточной игре удавалось зазвать стеснительного Алика Зальцфера… Костик всегда отчаянно мухлевал, умный Зальцфер всегда его уличал, а Алина его вовсю поддерживала… Было много крику и смеха… Вот только выяснилось, что Олег недолюбливает Алину, а Зальцфер (выпускник матмеха Университета) вдруг взял, да и уехал в Израиль, как многие евреи тогда.

Так ничего и не придумав, Лена решила, что Олегу и самому скоро надоест таскать ее по ресторанам. Поэтому, когда он при новой встрече сказал, что они снова идут в «Асторию» (это был как бы сюрприз) Лена на мгновение потеряла самообладание. Она посмотрела на Олега беспомощно и растерянно вякнула: «Мне не хочется…»

Олег удивленно взглянул в ее вытянувшееся лицо, и, не сдержавшись, хмыкнул. «Ну, – миролюбиво отозвался он, – а чего хочешь-то? Во-первых, есть хочу, поэтому все равно куда-то пойдем, а во-вторых… На машинке покататься хочешь? На бээмвухе, или на катере…»

«Дааа!» – взвизгнула Лена.

Как ей это самой в голову не пришло?

Бумер! Катер!

…Такого удовольствия она не испытывала с тех пор, как отец отвел ее впервые в «луна-парк». Лена категорически не хотела сидеть в игрушечной машинке или крутиться на малышовой карусельке… Нет, ей до черта хотелось на «чертово колесо», а «американские горки» были пределом мечтаний… Правила посещения парка аттракционов она сочла изощренной системой запретов, придуманной специально для того, чтобы издеваться над детьми.

…Олег где-то взял новый черный «бумер», и когда они прокатились уже по центру города, такого красивого, замершего, зачарованного светлой летней ночью, она попросила проехать по набережной вдоль Летнего сада… Они разогнались еще на Троицком мосту через Неву (Олег ездить медленно не умел), выскочили на набережную и понеслись… Сердце у Лены замерло ровно два раза – подлетев вместе с машиной на горбатом мосту через Лебяжью канавку и ухнув в пропасть сразу за ним… Справа, выгнувшись изящно, прочертила светлый воздух золотая цепочка роз гениальной решетки Летнего сада… И вновь сердце подпрыгнуло вверх, пролетая вместе с бумером над выгнутой спинкой моста через Фонтанку – и уже плавнее приземлилось на свое место… Дальше, дальше, понесло дальше – через мост налево, по набережной обратно по другому мосту и снова к Летнему саду… Лена тихо повизгивала и шепотом просила «еще, еще»… и косилась на его смуглые ручищи, спокойно лежавшие на черном руле… Олег вздрагивал от беззвучного смеха, глядя вперед, говорил тихо: «детский сад»; закладывал поворот на скорости, машина слушалась его идеально, и Лене уже чудились в легком поревывании мотора отзвуки хрипловатого Олегова голоса, а в четких массивных очертаниях мощной машины, как будто явившейся из голливудских фильмов о гангстерах, – легкий очерк его фигуры, плотной и гибкой одновременно…

«Если ты не придешь домой ночевать еще хоть раз – я тебя выставлю из дома. Последний раз предупреждаю, Лена. Ты слышишь меня? – Слышу. – Так и знай. Хватит уже таскаться со своим бандитом… И вот только посмей привести мне его сюда, в мою квартиру, этого урода, убью вас обоих…»

…Петербург в те ночи как будто тонул в шампанском «брют»… Воздух даже был этого светло-нежного тонкого оттенка, оттенка смугловатой кожи Олега. Бутылку настоящей Veuve Clicquot они распили на двоих и из горлышка, стоя на набережной у Летнего сада. «Прелесть», – отпив, выдохнула нежно Лена. Олег улыбнулся, сжав губы, посмотрел лукаво искоса: «Есть с чем сравнивать? – Только с „Советским“ могу сравнивать, но это совсем не надо закусывать. – Не закусывай. Закуска градус понижает. А ты мне пьяная нужна. – Я и так пьяная… от тебя. – На камень не садись. Ко мне иди…»

За этим следовал томный поцелуй. После которого становилось совершенно ясно, что ему требуется продолжение. Олег интимно дышал ей в ушко: «давай в машине»; здесь выяснялось, что в машине посреди города Лена делать это не стремилась никогда; Олег размахивался и запускал бутылку из-под «Вдовы» чуть не на середину Невы… Лена провожала летящий объект глазами, смотрела, как бутыль шлепается в медленные невские волны и тонет в их расплавленном дымчатом золоте, и в ее слегка хмельной голове вкрадчиво бродили мысли: сказать ли ему, что он – дикарь? не швырнет ли и ее туда же, яко Стенька Разин персидскую княжну? Сильный, грозный, хищный, бандит, одним словом… «Бандит», тем временем, мягко брал ее за руку, вел к машине; открывал дверцу, помогал сесть и осторожно выруливал, соблюдая все (с чего бы это?) правила дорожного движения, на трассу, ведущую за город…