Анна Лайк - Розы и Папоротники

Вечером она, как и всегда, была на рабочем месте, протирала влажной губкой жесткие огромные листья монстеры и фикусов. Услышала голоса на крыльце дома-дворца и незаметно подобралась поближе к крыльцу – посмотреть, кто там.

Олег и двое каких-то мужиков. Они ему что-то возбужденно рассказывают, чуть ли не перебивая друг друга; черные мрачные глаза, не мигая, смотрят на говорящего. Потом он начинает злиться и презрительно морщится, отворачивается, тут замечает Лену – она тут же вытягивается в струнку и улыбается ему. Она пожирает это мрачное лицо глазами и улыбается, тепло улыбается ему, поправляет на голове новую зеленую бандану, локоны из под нее удачно выбились. Она ласково кивает ему.

Олег опускает глаза, что-то негромко говорит мужикам, и те уходят.

Он ждет, пока они отойдут подальше и снова смотрит на Лену. Потом медленно идет к оранжерее. Лена слышит, как сердце ее пропускает удар, а потом начинает подскакивать где-то уже в горле. Ей никак не справиться с дыханием, кровь опять бросилась в лицо, опять жарко и душно.

Олег подходит почти вплотную к стеклу и встает напротив нее. Она впервые видит его так близко. Кожа лица – загорелая, чистая, гладкая. Лена жадно смотрит: тонкая паутинка морщин у глаз, – а он совсем не мальчишка, – губы узкие, темно-красные, четко вырезанные, крупные надбровные дуги, и брови темные, красивые, соболиные…

Олег в упор разглядывает ее своими черными большими глазами, лицо его ничего не выражает, Лена решается заговорить.

«Вы – мне – нравитесь». Лена, задыхаясь, и – стараясь улыбаться при этом, выговаривает с расстановкой, как для глухого, умеющего читать по губам. Он и смотрит на её губы. Но он смотрит спокойно; глаза – как омуты с черной водой, потом шевелит губами, тоже что-то говорит: «…вает», – «бывает», разбирает она его голос, смазанный стеклом оранжереи. «А я вам?» – кажется, он ее не понял, или не слышит: «…ышь… не надо». Лицо совсем без выражения. «Надо. Я хочу… эээ, быть с вами», – она осмелела, и даже не успела испугаться своей смелости. Положила ладонь на стекло, на уровне его лица, – теплое, скользнула на шаг ближе, его глаза сверкнули, когда она встала почти вплотную к стеклу оранжереи. Только стекло их разделяет.

А он не слишком высокого роста. Уперся взглядом в ее грудь. Потом отвел свои большие глаза, повернул голову направо, потом – налево. Смотрит по сторонам, как будто ищет кого-то. Или боится?

Он прячет глаза, отступает, поворачивается и уходит в сторону дома. Лена отворачивается от стекла, опускается на колени на пластик и долго смотрит на зеленые заросли папоротников с яркими пятнами бутонов роз. Потом замечает отцветшие цветки и начинает машинально ощипывать их. Постепенно увлекается – надо сейчас заняться чем-нибудь, а то будет совсем худо.

Через полчаса она выпрямляется, и смотрит на часы: шесть, время финиша. Снимает резиновые перчатки, бандану, встряхивает длинными локонами, собирает инструмент в корзину и направляется в сторону кухни. Входит в полумрак тамбура…

…и первое, что она видит – Олега, сидящего, свесив ноги, на садовом столе! Он курит.

Лена роняет корзину (инструмент громко лязгает), и таращится на внезапного визитера как на привидение. Не обращая внимания на рассыпавшиеся лопаточки и цапки, Олег метким щелчком отправляет окурок в садовую раковину в углу, легко спрыгивает со стола, смотрит на Лену и просто говорит:

– Ты что такое задумала-то?

Лена подходит к нему поближе – какой он огромный! – и заглядывает ему в лицо – такое спокойное и вид слегка отсутствующий. Сердце снова заходится в бешеном ритме, Лену бросает в жар; и она не знает, что делать, и – ой, он такой красивый вблизи, глазищи какие бархатные… И он дрожит! Дрожит. Мелкая дрожь, как от озноба, вдруг рябью проходит по темно-синему шелку рубашки, через всю его широкую грудь, когда он делает сдержанный вдох и замирает…

Горячая радость заливает ее и, недолго думая, она берет двумя руками его большую ладонь, поднимает к лицу, смотрит – она продолговатая, а пальцы – короткие, с тыла поросшие темными волосками. Как легко представить эту руку, сжатую в кулак, и ее удар, быстрый, скорый, как убийственный выпад змеи, а вот эти пальцы – нажимающими на курок, раз за разом, раз за разом, быстро… удар, падение, низвержение, уничтожение…

Это был просто враг. Просто враг. Просто помеха на пути. Ничего личного.

Лена поднимает эту жесткую ладонь к своему лицу и целует ее, с наслаждением вдыхая сладковатый запах хорошего табака; жадно заглядывает в его глаза – черные, смутно блестящие… И видит, как размыкаются узкие, всегда сжатые темно-красные губы, на широкой шее упрямо поворачивается круглая большая голова. Он шепчет почти угрожающе:

– Ты, это, не дразни меня. Я же не железный.

– Я тоже.

– Вижу.

Какой он большой и сильный. Тепло от него. Сердце бешено бьется. Лене трудно дышать. Она почти задыхается. Упершись взглядом в его выпуклую грудь под темно-синим шелком рубашки, она еле выговаривает:

– Плохо видишь. Я же живая. О тебе постоянно думаю…

Жесткая ладонь выскальзывает из ее рук, а Олег делает какое-то движение. Понеслось.

…Умело подхватывает ее и сажает на садовый стол. Деревянная столешница еще теплая – от него… Короткая ее юбка тут же съезжает вверх, и Лена сама разводит колени, когда он резко придвигается к ней – мужской живот такой твердый… она обнимает Олега, тянет его рубашку из-за пояса брюк, у нее не получается, и он выдергивает ее сам, одним-двумя плавными движениями, глядя на ее губы, приоткрыв рот, и Лена запускает руки под скользкую ткань… Она гладит широкую спину с буграми мышц под шелковистой кожей, замирая, ощущает жесткие руки на своей талии. Какой он весь большой, огромный, как… Голова кружится, в животе все скручивается в жесткий клубок… Она изгибается, прижимается к этому большому телу, обнимает его, и дрожащими неверными губами целует твердую мужскую щеку… Поцелуй; он просто трогает ее губы своими теплыми губами, смелее, смелее… Лена радостно отвечает ему, жмурится и содрогается от счастья, чувствует легкую дрожь, волны тепла, и в стайку мелких поцелуев хищно врывается мощный и жадный поцелуй взасос.

Его запах, его тепло, сильные руки… дурман какой. Цветущий папоротник. Внутри нее словно бы распускаются, занимая все место, пышные его вайи: дерзкие косматые мрачные свитки клубятся, разворачиваясь, своенравные, хищные, жадные, дикая поросль желания… Сердце колотится, бешеное, в голове все едет, кругом, как на карусели, и – ни единой мысли. Кроме одной.

– Я люблю тебя… – Лена шепчет, задыхается, тянет его за широкие плечи к себе слабеющими руками, переводит дыхание, повторяет, почти себя не слыша, – … люблю.