Татьяна Свичкарь - Костёр для третьей смены

Неудивительно, что дети в такую жару не доедают горячий борщ. А уж за гороховую кашу она сколько воевала – просила, чтобы горох им не завозили! Редко кто из ребят даже ковырнёт ложкой эту слипшуюся жёлтую массу. Так и выбрасывают её нетронутой в котёл. А повара за малую мзду отдают все объедки деревенскому деду – дл его свиней. Хрюшки эти летом разжиреют на славу!

Но горох дёшев и считается полезным – вот тебе и весь ответ. Так получайте же его с запасом. Многие дети с домашними вкусами привередничают, так и выходят из столовой голоднюсенькими. А потом будут, как и в прошлую, и позапрошлую смену бегать в магазин за лимонадом и мороженым. За забор их Вася официально не выпустит, но найдут, конечно, лазейку. И, хорошо, если ограничатся только пломбиром и эскимо. В магазине ведь и пиво продается. Оно сейчас уже вроде как не считается алкоголем. Надо будет ещё раз напомнить вожатым, чтобы глаз не спускали с ребят, не позволяли им пронести недозволенное. Ведь для многих это вроде как игра – обхитри вожатого, пронеси в спальню сигареты или ту же «Балтику».

Всё нужно держать в голове. А к концу лета уже запредельно устаёшь, но знаешь, что усталости своей показывать нельзя. Послезавтра открытие лагеря. А сегодня вечерние «свечки». Когда начнёт темнеть – затеплятся в разных уголках лагеря огоньки. Дети будут рассказывать о себе, о том, чего они ждут от этой смены. Вроде бы душевная обстановка, а тоже расслабиться нельзя. На прошлой «свечке», когда прощались с лагерем ребята из второй смены, и говорили, что им понравилось, и что нет, случилось ЧП.

Одна девочка из второго отряда решила наконец-то под занавес свести счёты с соседкой по комнате, которая её всю смену дразнила. И свела – плеснула ей в лицо расплавленным парафином, хорошо, что в глаза не попала.

Ирина Николаевна вспомнила об этом случае, выходя из столовой, шагнув из душной столовой на раскалённый асфальт, покачала головой и заспешила к себе в номер, дел было невпроворот.

Для многих ребят, не выезжавших с начала каникул из города, лето начиналось только сейчас. С этим запахом сухих листьев (вторая смена строила шалаши из веток, играя в «Робинзонов», и эти «домики отшельников» стояли до сих пор), и полыни, серебрившейся на костровой поляне. С высокими кучевыми облаками, напоминающими замки, с блеском реки вдали, со щебетом птиц, с шишками под ногами, с тихим гулом сосен. А сколько тут было неба! Хотелось подпрыгнуть и поплыть в высоту, в эту синеву, ввысь, раздвигая тёплый воздух руками – как будто по реке плывёшь.

Самым глупым занятием было: уложить всех после обеда спать. Дети возбуждены – переезд, новая обстановка, сверстники, к которым приглядываешься – кто это будет: друг или заклятый враг?

В спальнях стоял шум – ребята знакомились, и столько тем было для разговоров, столько нужно было успеть рассказать! Вожатые время от времени заходили, повышали голос, призывали к порядку – для них это тоже время испытания: сумеют ли они поставить себя так, чтобы их уважали и слушались? Или дети поймут, что слушаться не обязательно. Тогда точно можно сесть на шею и ножки свесить. Этого никак нельзя было допустить. Вожатые заходили в спальни, строго говорили, что нужно соблюдать тишину. Ребята ненадолго стихали, но продолжали вести беседы, переходя на шёпот.

– Вот правду говорю, – рассказывала в пятом отряде худенькая маленькая Манюра с косичками, заплетёнными «корзиночой», – У нас во дворе Нинка живёт Симонова. Она тут в прошлом году была. Она рассказывала, что если проснуться на рассвете и выглянуть в окно, то можно увидеть призрак Белой Дамы.

– А что он делает? – боязливо спрашивала белобрысая Наташка Соколова.

– Призрак? Просто стоит на месте. Или медленно ходит. Но главное – надо в домиках сидеть. Если выйдешь, и к забору подойдёшь, он может на тебя броситься. Задушит и с собой утащит.

– Ой-ё…. – пугалась Наташка.

– Да ладно! – Люда Степанова – толстая девочка, выглядевшая старше своих лет, перевернулась на спину, натянула простыню до самого подбордка.

– А то мухи за ноги кусают, – пояснила она, – Нету никаких призраков! Наверное, бельё на верёвке сушилось белое, вот и показалось на рассвете.

– Да ладно! – тоненький голос Манюры был ироничным, – Призрак и руками махал – мол, иди сюда!

– Бельё трепалось на ветру, вот и показалось.

– Я знаю, почему мы так говоришь. Потому что ты такая жирная, что тебя ни один призрак не утащит!

Девчонки охотно засмеялись. Но Люда, видимо, привыкла к насмешкам:

– А ты тоже хочешь жить в безопасности? Ладно, я тебе буду свой полдник отдавать. Может, превратишься из глиста в нормального человека.

И снова смех.

На пороге возникает Лиля. Она даже не пытается добиться полной тишины, понимая, что сейчас это невозможно. Она просто подносит палец к губам, призывая вести себя потише. И девочки послушно понижают голоса.

А из спальни мальчиков выходит маленький Игнатик и натыкается на Ингу, которая сидит на террасе за столом и пишет план работы.

– Ты куда? – спрашивает Инга.

– Я в туалет, – Игнатик теребит поясок шортов.

– Знаешь где он? Вооон тот домик видишь – кирпичный? Давай – одна нога здесь, другая там.

Инатик кивает и пускается бегом.

Но назад он не торопится. Он стоит возле туалетного домика и растерянно оглядывается, пока не замечает идущего в том же направлении Пашку Патрикеева. Подходить к Пашке страшно. Он смуглый как пират, от него пахнет сигаретами. Он выглядит совсем как те старшие мальчики, которых мама называет «нехорошими». Но у Игнатика нет выхода. Он спешит к Пашке и тянет его за рукав.

– Ну, чего тебе?

Игнатик продолжает тянуть за рукав, и Пашка нагибается. Короткое перешёптыванье, в результате которого лицо Пашки становится все более озадаченным.

– А почему ко мне?

– Ну вы же мужчина, – поясняет Игнатик.

– Пойдём, поищем старшую вожатую, – так же озадаченно предлагает Пашка.

Галю Горячеву они находят в её кабинете.

– Галя, – говорит Пашка, – У нас есть влажные салфетки?

– Зачем тебе?

– Да вот пацан сообщил мне, что он покакал и попу подтирать может только влажными салфетками. Я его деликатно так спрашиваю: «А бумагой никак?» А он говорит, что привык только к салфеткам.

– Подожди, – говорит Галя, сдерживая улыбку.

Она уходит и возвращается с пачкой салфеток, еще нераспечатанной.

– На!

– Галя, а может ты сама? А то вдруг ему еще и задницу подтирать надо?

– Значит, объяснишь ему как надо. Себе же подтираешь, сумеешь объяснить ему наглядно.

Но на такой героизм Пашка не способен. Он сбегает со ступенек террасы и суёт салфетки Игнатику:

– Держи, засранец!

Потом был полдник. Это вообще-то самая вкусная трапеза в лагере. Нет мерзкой манной каши, нет супа, нет горохового пюре. На столах – сок, кисель или какао, пирожки или булочки. Но в этот раз опять вспыхнуло противостояние Люды и Манюры. Давали яблочный кисель и ещё горячие плюшки, посыпанные сахаром.