Татьяна Свичкарь - Костёр для третьей смены

Ясно было, что и вторая часть дня будет насыщенной – репетиция концерта к открытию лагеря, потом дискотека…

Когда «Тихий час» закончился. Вера Нестерова – молчаливая особа, которая за истекшие сутки не сдружились ни с кем из девочек, а тусовалась всё больше с мальчишками, достала из шкафа свою большую бордовую сумку. Хотела переодеться в другое платье.

В это время в палату заглянул вожатый Андрей, он собирался поторопить всех на полдник. Именно Андрей бросил случайный взгляд в открытую сумку. И окаменел.

– Вера, это что? – спросил он, тыча пальцем в разверстую сумочную пасть.

– Вот зачем припёрся? – почти про себя сказала Вера, и громко, выразительно пояснила, – Это – джин.

– Что?!

– Что-что… У меня на эту смену днюха приходится. Что я её, кисельком в столовой буду отмечать?

– А это? – продолжал бледнеть Андрей.

И забыв, что обыскивать чужие сумки вожатые не имеют права, подцепил двумя пальцами в сумке пузырёк.

– Это мои лекарства!

– Брось врать – у меня мать фармацевт. Я знаю, что это. Это амфетамин. Кто тебе его дал?

Вера сидела на кровати и смотрела теперь вызывающе:

– Дядька знакомый дал. Расплатился, так сказать, за сексуальные услуги. Хорошая вещь – знаешь, как штырит…

– Я к Ирине Николаевне, – бросил Андрей, выходя.

– Ну и стукач! – в спину ему крикнула Вера.

– Тебя ж выгонят! – сказала Аурика, опасливо глядя на Веру.

Та только плечами пожала – ну, мол, и пожалуйста.

Четверть часа спустя Веру вызвали на разговор к начальнице. К удивлению Андрея Ирину Николаевну известие не потрясло. Она сказала только:

– Хорошо, что нашли в начале смены.

И велела привести нарушительницу. О чём она разговаривала с Верой один на один никто не слышал, но минут сорок спустя, Вера вышла из кабинета, как сказала бы бабушка Андрея – «похнюпленная». Вскоре она вернулась – принесла Ирине Николаевна и джин и таблетки. И вернулась в отряд.

– Что вы ей сказали? – не выдержал Андрей.

Ирина Николаевна стояла, отвернувшись к окну, держа себя за локти, как будто в комнате было холодно.

– Эх, Андрюшенька, знал бы ты – сколько у нас детей из трудных семей бывает… Конечно, можно было бы сейчас сообщить в полицию, в отдел по делам несовершеннолетних, отправили бы эту Веру домой, поставили на учёт. И что? Девчонка всё равно находила бы возможность сбегать из дома, хоть не несколько часов, зарабатывать себе на спиртное, на таблетки, вот этими самыми сексуальными услугами. У неё одна мать, отца давно нет. Семья бедная. Для Веры – этот лагерь – единственная возможность вырваться летом за город, пожить в обстановке, в какой и должны жить дети. Отдохнёт, может влюбится в какого-нибудь мальчика, поест нормально, поспит ночами…

– И что, она вот так сразу вас и послушалась? – недоверчиво спросил Андрей, – И сдала весь компромат?

– Я ей сказала, что у неё два варианта. Или она оставляет всё своё добро себе, и я вызываю полицию. И тогда её мама будет слёзы лить. А саму Веру – как будто она под домашним арестом – станут проверять из ОПДН, чтобы она по вечерам дома сидела. Второй вариант – она сейчас всё приносит мне, и мы до конца смены обо всём забываем. Если, конечно, подобное не повторится.

Ирина Николаевна вздохнула:

– Хорошо, что у тебя в отряде только одна такая девочка. Бывает ведь – сплошняком вот такое творится. С каждым вторым. С ума сойти можно. Дети из бедных семей, нет у них надежды когда-нибудь выбиться, и они устраивают себе такие вот «сны золотые» – с джином, таблетками и «секасом», как эти.. как их… Равшан и Джумшут говорят. Все, Андрюшенька, иди…

Вечером на площадке возле столовой была дискотека. Девчонки накрасились все, вплоть до шестилетней белобрысой Наташи Соколовой. Малышня бесилась – прыгала и скакала под музыку. Когда объявляли «медляки» – немногие из мальчишек решались приглашать девочек. Но всё же дело стронулось с места. И вот уже Санька обнял Олечку Котенко и покачивается с нею, забыв обо всём. Олечка положила голову ему на плечо.

Вера – льняные кудри на бедовой головушке – не дожидаясь «белого танца» пошла через всю площадку, чтобы пригласить Димыча, который оторопел, пару секунд отказывался, но видно было, что он рад. И вот он уже ведёт Веру на площадку.

А Игорь из второго отряда тщетно искал кого-то глазами и не нашёл. Снова и снова он обегает толпу глазами. Уже темнеет, и горят фонари. Столовая почти закрылась: внутрь уже не пускают. Но в открытых дверях стоит столик, а на нём – подносы с кефиром. Перед сном будет ещё «кефирный час». Глухо шумят сосны. Возвещает ли это, наконец, блаженную непогоду? В темноте сильнее ощущается близость реки – пахнет большой водой.

Медленный танец сменяется быстрым – и Игорь отступает под деревья, в темноту, возвращается к дачам.

Нелли сидит на окне, за её спиной освещённая пустая комната. Нелли одна, как сирота.

– А ты чего не…? – Игорь кивает туда, откуда несутся звуки дискотеки.

– Неохота, – говорит Нелли.

В свете фонарей кожа на её длинных стройных ногах кажется атласной. На Нелли шорты и розовая майка, на которой нарисован чёрный футбольный мяч.

– Ты футбол любишь? – спрашивает Игорь, чтобы хоть как-то продлить разговор.

– Ты об этом? – она показывает на чёрный футбольный мяч, – Нет, что ты, просто на распродаже такую купили. А играть я даже не умею. И мне всегда жалко мяч. Почему-то кажется, что он – как живое существо. А его так все бьют, и с такой силой…

Игорь помолчал немного и спросил (голос его был немного сиплым, ему самому незнакомым):

– А погулять не хочешь сейчас?

– Куда погулять? – спросила Нелли с грустным вызовом, – Ворота уже заперты, и охранник дежурит.

– Так есть же лазейка, – Игорь поправился, – То есть, я сегодня её нашёл.

– Пошли, – Нелли соскользнула с подоконника, одёрнула майку, – А ты чего не со своими пацанами?

– Да ну их! – Игорь поморщился, – Они все там толкутся – ну там, где музыка грохочет. Я вообще-то дискотеки тоже не очень люблю

Теперь Игорь указывал, куда идти – вдоль забора, в самый дальний угол, туда, где уже начинался лес.

– А ты как сюда попал – в лагерь в смысле? – спросила Нелли.

– Да, наверное, как все. Отца – он врач, на скорой работает – вообще не отпускают с работы, у них людей не хватает. Маме тоже не дали отпуск летом. Она чуть не плакала, говорила: «Я думала, мы с тобой хоть на речку поездим, а теперь…» Я сказал, что и один могу на речку. Она испугалась: «Я теперь на работе только и буду думать: всё ли у тебя в порядке, и не утонул ли ты где-нибудь. Нет уж, давай в лагерь, хоть под присмотром будешь». А я бы лучше дома валялся и книжки читал.

Там, где они шли, было уже совсем темно, но у обоих глаза быстро привыкли ко тьме. Игорь показал Нелли уголок, где от забора отходит сетка – можно пролезть спокойно. И, конечно, не они только этим воспользовались, потому что с той стороны от этого места уже вилась почти неприметная, но всё же тропинка «на свободу».