Татьяна Свичкарь - Костёр для третьей смены

– Я запомню, – сказала Нелли.

Она вылезла первая, и почти сразу нагнулась, разглядывая что-то в траве.

– Смотри, огонёк… Неужели это светлячок живой? Вот никогда не видела…

– Так возьми, рассмотри…

– Не надо! – Нелли остановила руку Игоря, – Говорят, это просто червячок такой. Не хочу разочаровываться. Лучше любоваться, какой колдовской зелёный огонёк…

– Куда пойдём? – спросил Игорь.

– К реке, наверное. В лесу сейчас слишком страшно. Сосны шумят.

До берега идти было – всего ничего. Приходилось только внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не оступиться – не запнуться о корень, не шагнуть в какую-нибудь ямку.

Они вышли не к пляжу, но подошли к самому краю невысокого обрыва над Волгой. И сели рядышком на тёплую ещё землю. Трава под руками была такая сухая, что колола ладони. Луна отражалась в воде. Внизу тихо плескались волны Тот берег был далеко, очень далеко – огни на нём были едва различимы. Но время от времени мимо проплывали суда. Медленная баржа, нарядный пассажирский теплоход, освещённый множеством огней, яхты – казавшиеся отсюда маленькими, почти игрушечными….

– Как ещё долго нам здесь куковать! – вздохнула Нелли, – Три недели целых…

– Так всё же только началось. Ты так домой хочешь?

– Я хочу возле мамы быть. Хотя бы ездить к ней каждый день в больницу. А здесь всё время строем, всё время мероприятия какие-то идиотские. Тоска, – повторила Нелли то, о чём говорила на «свечке».

– А я по собаке скучаю, – сказал Игорь, – У меня классный пёс. Беспородный, маленький… кабысдох такой. Но ума палата, настоящий профессор. Родители ругаются за то, что он спит со мной рядом. А мы так уже несколько лет. Правда, Луксор – это у него парадная кличка такая, а дома я его Лушкой зову – он сначала просто в ногах лежал. А потом потихонечку-потихонечку… Я встану, а он на подушку переляжет, на моё место и дальше дрыхнет. Представляю, как он будет без меня скучать! Мама, конечно, и накормит, и погуляет. Но Лушка любит, когда я с ним разговариваю – он то на одну сторону наклонит голову, то на другую. И глаза такие – он вообще понимает больше, чем некоторые люди. Вот только он же не знает, что лагерь – это не навсегда. Он, наверное, думает, что я пропал без вести. Просто пропал – и меня никто не ищет: ни мама, ни папа.

Они помолчали.

– А ведь сейчас август, – задумчиво сказала Нелли, – Должны падать звёзды. Может, увидим?

– А ты когда-нибудь видела?

– Конечно! – она даже удивилась вопросу, – Только они очень быстро падают. Прочерк по небу такой яркий. Как будто спичкой Бог чиркнет. На них удобнее всего лёжа смотреть. Тогда скользишь глазами от горизонта до горизонта – какая-нибудь звёздочка да упадёт.

И они легли – голова к голове – на сухую траву, ждали – пока упадёт звезда, и дождались. Нелли увидела целых четыре вспышки, а Игорь – одну. Падали звёзды и вправду мгновенно, никто из ребят не успел загадать желание.

А потом они услышали, как в лагере объявили отбой. И бросились к своей лазейке. Если спалят, что они через неё выбирались – тогда им уже не выбраться за территорию.

А у младших, в пятом отряде, всё интересное началось как раз после отбоя. Лиля уже пожелала всем спокойной ночи, проверила, хорошо ли закрыто окно (форточку она оставила открытой), задёрнула шторы, щелкнула выключателем и вышла.

Наташка подождала, когда шаги вожатой затихнут в коридоре и попросила:

– Манюра! Расскажи страшилку!

Манюра рывком села на постели, как будто только и ждала этого приглашения, но спросила ехидно:

– Я расскажу, а вы потом спать не будете?

– Да ладно, – фыркнула Люда, – Я все страшилки знаю. И про Пиковую Даму, и про Матного Гномика, и про Зелёные глаза.

– Про Зелёные Глаза вообще тупая – донеслось от окна, – Там мама у девочки приходит домой сначала без рук, а потом и без ног. Чем, интересно, она приходит? А когда Зелёные Глаза убивают девочку – опять-таки чем? Ресничками защекотали?

Если они думали смутить Манюру, то не тут-то было. Она кивнула довольная, будто подарок получила.

– Ещё бы, в семь лет верить такой ерунде! – сказала она.

– А ты будто страшнее знаешь? – не поверила Люда.

– А я знаю то, чего не только дети, а и взрослые боятся!

– Ну! – не выдержала Наташка, – Только я буду тебя слушать из-под одеяла, ладно?

– Да как хочешь слушай! – Манюра уселась поудобнее, опершись о стенку, подтянула простыню, чтобы укрыть ноги. Но руки её оставались свободными, потому что, рассказывая, она всегда жестикулировала – руки просто летали. Манюра была очень смуглой и сильнее, чем другие девчонки сливалась с темнотой – только постель белела. И кисти рук.

– Ну вот, слушайте! Была я в прошлом году в лагере…

– Ну да! – сразу не поверила Люда, – В прошлом году ты была совсем маленькая. Тебя бы даже в пятый отряд не взяли.

– А вот и нет. Мне в сентябре исполнилось семь, а в этом сентябре будет уже восемь. И меня очень даже взяли. Лагерь называется «Звёздный», стоит он, как и вот этот лагерь, возле леса. И была с нами девочка, Оксана. Я в одной комнате с ней жила, так что я всё своими глазами видела.

– Ну и… – поторопила Наташа.

– Так вот, у этой Оксаны недавно умерла мама. И с первой же ночи в лагере Оксана не могла спокойно спать. То она мечется, то плачет, то кричит – будто сон плохой видит. Ну, мало ли, – Манюра пожала худенькими плечами, – Все время от времени видят плохие сны. Мы её разбудим и спросим: «Что тебе снилось такое страшное?». А она говорила, что ей снится мама, и что она её к себе зовёт. Другая девочка бы обрадовалась хоть во сне увидеть свою маму, а Оксана боялась. Мы говорили вожатым, Оксане даже валерьянки давали, чтобы она спала крепко и не видела снов. Но ей продолжали сниться эти страшные сны, и мама всё время звала ее к себе.

А потом был день, мы встали – в том лагере нужно было, как и здесь, брать веники и мести дорожки. И вот, когда мы завтракали, то Оксана с нами была, а когда раздавали веники – уже нет. Ну, сперва мы думали – может, она в туалет пошла, или ещё куда. А ближе к обеду вожатые уже очень испугались, и все начали её искать. Из деревни приехали люди, и тоже искали, и полиция приехала и даже полицейская собака в наморднике.

Девчонки затаили дыхание. Никто в глубине души уже не сомневался, что Манюра говорила правду.

– В тот день Оксану не нашли. Нас всех загнали спать, а взрослые не спали – все продолжали её искать. И собака искала, с неё даже сняли намордник, чтобы она лучше нюхала – вдруг где-то пахнет Оксаной. И только на другой день один дедушка в деревне сказал, что…

– Она утонула? – не выдержала Люда.

Манюра затрясла головой так, что косички запрыгали:

– Вовсе даже нет. Этот дедушка сказал, что он видел, как девочка в таком платье, как у Оксаны шла к далёкому-далёкому лесу, и держала за руку маленького мальчика. А ещё через день их обоих нашли мёртвыми.