Мария Текун - Жизнь Лунгиных. Семейная сага

– Ха-ха-ха! – рассмеялся он, и сделал жест Виталию Альбертовичу следовать за ним в комнату.

– Жора, я удивлен! – начал Виталий Альбертович, пребывая в жутком нервном возбуждении. – Ты знаком с самой Ларисой Двигубиной?! Но как?!

Жорик, казалось бы, мельком глянул в сторону профессора и ответил, как всегда, запросто:

– А что тебя удивляет? Мы с ней знакомы еще с тех самых времен, когда она была официанткой в театральном буфете, а я в том буфете как раз… – он помолчал, чему-то улыбаясь, – изображал бармена! – докончил он то ли в шутку, то ли всерьез.

– Эх, Жора, – произнес с досадой Виталий Альбертович, – вечно ты шутишь, и не поймешь, где у тебя правда, а где… – он не закончил.

– Не вру, ей богу, не вру, – с жаром заверил Жорик, – а вот откуда ты знаешь нашу прекрасную Ларису – это вопрос!

– Знаешь, я был в театре, и я просто восхищен ее талантом, ее игрой! У меня даже нет слов, чтобы выразить свои чувства…

– Погоди, – прервал его Жорик на самом взлете, – ты не по адресу, оттого у тебя и слов нет, – подмигнул он хитро, как старый лис, – а чувства свои выразить поспеши, пока она здесь и совершенно сво-бод-на, – закончил он, приложив ладонь ко рту с видом заговорщика-доброжелателя, приоткрывающего тайну.

– Но… – Виталий Альбертович был явно застигнут врасплох.

Он не был готов к столь стремительному повороту, стыдился своих чувств и того, что его так легко раскрыли, он не привык посвящать кого-либо в свои сердечные дела и не умел действовать столь решительно и молниеносно, как ему предлагалось.

– Без «но», Вит! – осадил его Жорик. – Оставь ты в покое свои предрассудки! «Давайте будем как люди!» – вот наш девиз на сегодня. И пусть это станет твоей Новогодней сказкой, – Жорик крепко сжал плечо Виталия Альбертовича, словно ободряя его и возбуждая на подвиги.

– Но я не могу вот так сразу, – смешался тот, – я не знаю…

– Профессор, а всему тебя учить приходится, – вздохнул Жорик с насмешкой, – ну, чего тут знать: расскажи ей про Алешу Поповича, как ты умеешь, пару комплиментов, бокальчик вина, анекдот в тему, стихотворение о любви – и она твоя.

– Ты думаешь? – с сомнением произнес Виталий Альбертович.

– Я не думаю, я знаю.

– Мальчики! – в гостиную кошачьей походкой вошла Анжела. – Мальчики! Банкет этр прэ, – сообщила она грассируя, – сильвупле к столу! Жорж, шампань!

Анжела была красива, и знала это как никто. Она была высока и стройна, двигалась плавно, говорила, жеманясь, русский вперемежку с французским. Она носила высокие шпильки, перчатки до локтя, легкие блузки с глубоким декольте, юбки в обтяжку, ажурные чулки и много дорогих украшений на пальцах, на руках, на шее и в ушах. Она любила демонстрировать свои тонкие руки и ноги, привлекая взгляды картинными отточенными движениями. Ее длинные волосы, причудливо уложенные в прическу локонами, отливали натуральным золотом, не оставляя равнодушным ни одного мужчину. Она курила длинные сигареты через еще более длинный мундштук и всем своим видом являла образ женщины ради которой только и родятся на свет мужчины. С Жориком они могли бы составить отличную пару в стиле «Salon Modern», если бы только воспринимали друг друга, как существ противоположного пола.

Но нет. Жорик всем своим видом и поведением обнаруживал то, что они все втроем, включая Ларису, вовсе не те, за кого себя выдают, и что все они вместе просто хорошие актеры, которым однажды выпавшая роль пришлась настолько по душе, что маски навсегда приросли к лицам, а костюмы заменили собой одежды. Каждый знал о себе нечто, что стремился скрыть под личиной. И Жорик с Ларисой скрывали только это «нечто», Анжела же хотела скрыть и то, что скрывает.

Виталий Альбертович был выбран единственным зрителем, умело разыгранной перед ним сказки, но он, как тот самый чудак, что бросается на сцену, чтобы не позволить свершиться несправедливости, погрузился в вымышленное, как в настоящее, до такой степени, что сказка для него обернулась былью.

Проще говоря, Лариса Павловна Двигубина не только ответила взаимностью на его поначалу неумелые и корявые ухаживания, но и сама дала понять в довольно недвусмысленной форме, что готова продолжить это приятное волшебное романтическое знакомство как можно скорее, в том смысле…

Виталий Альбертович намек понял, и покраснел от того, что понял. Он абсолютно не был готов к такому стремительному развитию событий. Боже! Боже мой! – твердил он про себя. – Неужели я не сплю? Но тогда откуда все это?! О! Боже мой!

Виталий Альбертович не верил в любовь с первого взгляда, особенно в такую, когда ей – чуть за двадцать, ему же – почти сорок. Но готов был поверить во что угодно, лишь бы Лариса осталась бы с ним навсегда. О, сколько раз мечтал он об этом и сколько раз отчаивался в подобных мечтах! Сколько раз взывал к святым и сколько раз разочаровывался в подобных воззваниях. Он мучился и страдал, когда она была недостижимо далеко. Когда же она оказалась близко, так близко, так головокружительно близко, он мучился и страдал еще сильнее во сто крат. Но мучение это было сладостным, невозможно, просто невероятно сладостным и желанным.

Так случилось, что Лариса не вернулась с театром с гастролей в родной город Волынск. Она вообще больше не вернулась в театр, в скором времени выйдя замуж за Виталия Альбертовича, сменила фамилию с Двигубиной на Яновскую и прочно обосновалась в шикарной четырехкомнатной квартире профессора, тут же обустроив пару комнат под свой собственный салон и будуар. Она придерживалась того убеждения, что не следует выходить из однажды удачно найденного образа, а потому предпочла и далее вести жизнь светскую и красивую во всех отношениях.

Виталий Альбертович тоже нашел, что искал. Его Лалочка, как он нежно называл свою жену, теперь была с ним, и, как он искренне верил, навсегда. Она прекрасно справлялась с ролью внимательной, любящей и честной жены, наполняя каждый новый день профессора абсолютно новым, неизведанным и счастливым смыслом. Она в буквальном смысле оживила его, как оживила и его заброшенный дом. Она принесла с собой то ощущение беспричинной радости, какое свойственно только молодым и какое сам Виталий Альбертович даже не помнил, когда утратил.

Лариса, милая его Лалочка, вдохнула в него новую счастливую жизнь. Он любил ее безмерно, так, как любят в последний раз, и ради нее был готов буквально на все. Но ей не нужно было много – только крыша над головой, муж, в котором можно быть уверенной, что не сбежит, не бросит и из дому не выгонит, и некоторая довольно круглая сумма в месяц на наряды и развлечения. Все это у нее теперь было, и больше Ларисе Павловне как женщине честной перед другими, точно так же как и перед собой, нечего было желать.