Лори Лютер - Крионист

Я иду в душ, который удобно находится рядом с комнатой отдыха, переодеваюсь в чистое и, расслабляясь на диване, жду визита. Лера появляется через полчаса, должно быть, таксист гнал за доплату, потому что мне слабо верится, что она была близко, когда я звонил.

Я открываю ей входную металлическую дверь, и Лера заходит, цокая каблуками по бетонному полу коридора. На ней длинная приталенная кожаная куртка цвета красного вина, такая же помада на пухлых губах. Из-за этих губ и внезапно раздавшегося тела она стала похожа на рыбу-наполеона. Волосы идеально уложены и создают пышное каштановое гладкое обрамление вокруг её круглого лица. Я посмеиваюсь про себя, думая, что, если сделать ей высокую причёску, её сходство с горбатой губастой рыбёхой будет довольно комичным.

Я беру Леру за плавник, вернее за руку, и настойчиво тяну за собой, чтобы она не копошилась, тратя моё время. Когда мы проходим мимо комнаты отдыха (где она уже как-то бывала при аналогичных обстоятельствах), она тормозит, оттягивая меня назад, и спрашивает:

– Разве нам не сюда?

Я не отвечаю и снова тяну её вперёд, и она, повинуясь, недоумённо глядя на меня, идёт дальше по коридору, пока, наконец, я не завожу её в лабораторию. Она испуганно оглядывается.

– Почему мы сюда пришли?

– Там занято, – вру я. На самом деле мы пришли сюда, потому что там мы с ней уже были, а здесь ещё нет. Вообще-то каких-либо веских причин не было, просто мне так захотелось, вот и всё. Какое-никакое разнообразие. Лера не возражает, снимает куртку, я вешаю одежду на вешалку, предлагаю ей присесть на диван, что она и делает, хоть и весьма нерешительно. Она всё продолжает осматриваться, но это уже не изменит ситуацию.

Ничего особенного в лаборатории сейчас нет, всё оборудование спрятано в шкафы. А на виду остаются только пара кресел, сами шкафы, раковина, письменный стол с бумагами и большой металлический стол в центре комнаты да кое-какая лабораторная мелочь на тумбочке рядом, инструменты и баночки.

Я думал, что Лере это не понадобится, учитывая её решительность приехать сюда, но сейчас, видя её некоторое смущение при виде лабораторного стола, я всё-таки залезаю в шкаф и достаю оттуда бутылку франкфуртского шнапса, которую я оттуда как-то привёз, когда ездил на конференцию по перспективам крионики.

Она не возражает, когда я протягиваю ей бокал, и сразу делает большой залихватский глоток. Я сажусь рядом и выпиваю свой шнапс из своей чёрной кружки. Лера вдруг вновь приходит в себя и резко тянется ко мне, пытаясь поцеловать. Я отстраняюсь назад, придерживая её одной рукой за плечо. Она, ничего не понимая, замирает. Я поворачиваюсь к тумбочке возле дивана, пригибаюсь, открываю её и беру из упаковки ватный спонжик. Потом поворачиваюсь к Лере и вытираю спонжиком её губы. Вата мгновенно пропитывается яркой помадой. Я сворачиваю спонжик вдвое и вновь чистой стороной прохожусь по её пухлым губам, надавив посильнее, при этом Лера смотрит на меня как баран на новые ворота. Часть краски всё-таки остаётся, часть выехала за края губ, но в целом проблема была устранена. Лера так и сидит, наполовину пригнувшись ко мне, хлопая наращёнными ресницами, уставившись на меня. А что я мог ещё сделать? Чем думают эти бляди, когда, собираясь на встречу, мажут губы помадой? Уж точно не о том, что мне потом придётся отстирывать шмотки от этой липкой бесполезной дряни. Тупые курицы.

Я сминаю спонжик и кидаю его в мусорное ведро под раковиной. Затем поворачиваюсь к Лере и без особого удовольствия слабо целую её рыбьи губы-вафли, чтоб она перестала тянуть их ко мне, и сразу лезу ей под блузку. Нащупав живот, который стал гораздо менее плоским с последней нашей встречи, я завожу руку назад, на спину, где прямо под одеждой расстёгиваю на ней лифчик. Она сама стягивает блузку, а я уже снимаю с неё юбку и колготки, одним разом, вскоре положив Леру на диван.

– Ай, – говорит она, съёжившись и сдвинув брови, – диван холодный.

– Мякотка, здесь всё холодное, – отвечаю я, потому что не собираюсь искать для неё покрывало, потому что для этого нужно идти в комнату отдыха.

Она хмурится, но я уже успеваю раздеться сам и оказаться в ней. Лера начинает сопеть подо мной, когда я двигаюсь, и кожа дивана скрипит от трения с Лериными круглыми ягодицами. Её дыхание напрягает меня – оно слишком тяжёлое, и я пытаюсь не думать отчего. Я смотрю на её лицо и жалею, что не выключил свет: она пялится на меня такими огромными глазами, словно боится умереть. Сначала это меня раздражает, но потом вдруг начинает забавлять. Я поднимаю её на руки, не вынимая члена, и переношу на стальной стол. Она этому удивляется, и немудрено, не уверен, что такую тушу под силу поднять всем подряд. Когда я размещаю её вдоль стола, почти как наших пациентов, разве что ноги кладу себе на плечи, она снова ахает от ледяной стальной поверхности, прикоснувшейся к её мясистой спине. Глаза у неё, как я и ожидал, становятся ещё более испуганными, она стискивает зубы, а я начинаю трахать её сильнее. Её страх заводит меня, но экспериментировать дальше уже нет сил. Я вынимаю член, кончаю ей на живот и иду в душ, оставив её лежать на столе.

Когда я возвращаюсь, она уже в нижнем белье, сидит на диване, положив ногу на ногу, и по-хозяйски пьёт франкфуртский шнапс. Я на мгновение останавливаюсь, оценивая её. Она сильно сдала за год – ляхи совсем разжирели, живот переваливался за резинку кружевных трусов. Руки тоже начали заплывать жиром. Скоро она превратится в неликвид, думаю, мы с ней уже не увидимся.

Она уставилась на меня.

– Чего ты смотришь?

Я пожимаю плечами.

– О работе думаю. Надо кое-что доделать.

Она удивлённо поднимает татуажные брови.

– Сейчас?

– Да, я же с покойниками работаю, а они имеют свойство разлагаться.

– Лука, но ведь они заморожены и не разлагаются, – включает она мозги. – Мы могли бы сменить это место?

– В каком смысле? – затревожился я, и не зря. Лера ставит пустой бокал на тумбочку, встаёт и подходит ко мне. Я вдруг начинаю чувствовать её запах: неприятная сладкая, приторная смесь духов, лака для волос и – что ещё противней – её собственной кожи.

– Ну… мы могли бы поехать ко мне или… к тебе.

Я автоматически делаю полшага назад.

– Это зачем?

Она словно бы удивляется этому вопросу, опять делает круглые глаза.

– Могли бы провести ночь вместе… в нормальной обстановке, а не здесь…

Ну вот, пошла старая песня. Сначала она легко едет сюда, прекрасно зная зачем, но после секса её планы меняются, и теперь этого уже мало, ей нужен весь я, всё моё время и моё пространство. Никогда нельзя доверять этим вечно мокрым, скользким существам.

Я кладу руку ей на плечо.

– Мякотка, мне нужно работать. Дело срочное. Давай в другой раз.