Дмитрий Тартаковский - Уроборос

Но лидеры тогдашних государств не смогли договориться, и мир рухнул в пропасть, – наставник мой медленно перелистывал книгу – Нам понадобилось не так уже и много. Уничтожение нескольких энергостанций, мощный компьютерный вирус, парочка локальных конфликтов – и вот, былое великолепие обратилось в прах. И оказалось, что кроме нескольких сотен тысяч человек все остальные в нашем мире не нужны. Эпоха цифрового идиотизма превратила людей в бесполезные овощи, потушив искру Божью, и без электронного планшета в руке человек становился тупым, словно пробка. Такова оказалась цена стремительного прогресса.

Я внимательно слушал отца Грегора, хотя читал об этом сам тысячи раз.

– Поэтому, христианская церковь и хранит сегодня эти знания у себя. Если сейчас мы отдадим эти знания людям, случится более страшная катастрофа, чем Великий Пожар. Только представь, сын мой, – настоятель встал и принялся расхаживать по келье – что секрет пороха попадет в руки соседнего феодала, барона Страйхена? Что тогда начнется?

– Он станет королем, – я с трудом выдавливаю из себя слова – Он завоюет и подчинит себе окружающих феодалов, и тогда…

– Останется варваром. Но сильным варваром, у которого в руках будет мощное оружие, способное уносить тысячи жизней.

– Это будет началом конца.

– Именно так, – довольным тоном заметил настоятель – Началом конца остатков цивилизации. Города, слабые и полуразрушенные, станут добычей феодалов и вооруженных банд, и виноваты в этом будем мы – Святая Церковь – которая не сохранила эти знания в тайне.

– Но почему мы не создадим свою вооруженную силу, которая уничтожит феодалов и бандитов, царящих в нашем крае?

– И раскроем себя? Покажем свой истинный потенциал, чтобы все они – алчные, злобные, охочие до золота – потом боялись нас, и готовили в тайне наше уничтожение?

– Они в любом случае узнают о нашей силе, и о наших возможностях, – ответил я – Рано или поздно.

– Лучше поздно, – в тон мне ответил настоятель – И тогда мы успеем закончить свой труд. Города окрепнут, феодалы ослабнут, и человечество начнет новый путь.

– А начнет ли? Если Господь наказал нас один раз за гордыню, то что помешает ему наказать во второй раз?

– Мы помешаем. Святая Церковь не выпустит теперь науку из своих рук. Мы будем стоять за спинами книжников и учёных, предостерегая их, и каждое новое изобретение будет опробовано лишь после тщательных исследований. Шаг вперёд – и десять шагов назад.

– И куда мы придём, отец настоятель? К новой инквизиции, к кострам, к новым крестьянским войнам?

– Нет, – за окном кельи брезжит рассвет – Мы, в отличие от мирян, выучили уроки истории. Никакой инквизиции, никаких гонений на инакомыслящих, никакой агрессии. Лишь постепенная, разумная, комплексная работа по возрождению нашей цивилизации.

Доводы отца настоятеля кажутся мне убедительными, но остался последний вопрос.

– А что… потом? Когда закончится время нашей миссии?

– Господь направит нас. Всё в воле его.

Я забираю книгу и иду к выходу.

– Спасибо вам, отец настоятель. Я продолжу работу

– Аминь, – отец Грегор закрывает за мною дверь.

Вернувшись в келью, я достаю новые свитки, чернила, и приступаю к работе. У меня впереди ещё тысячи книг и карт.

Но почему в моих ушах звучит голос Иоанна Богослова?

«…Труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашёл, что они лжецы; ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал…»

Лучшее место в цирке для меня – это самое верхнее, можно сказать, «под куполом», откуда видно и арену, и остальных зрителей, сидящих внизу.

Само представление, кроме чудес акробатов и дрессировщиков, меня интересует мало. Намного интереснее люди вокруг, которые по-детски увлечены ареной. Вот, на два ряда ниже меня сидит колоритная пара, мужчина и женщина средних лет, мрачные, постоянно спорящие друг с другом. Мужчина из породы типичной, самой распространенной: брюшко, лысина, легкая отечность лица, развившаяся на фоне злоупотребления алкоголем. Его спутница столь же «типична», располневшая брюнетка из категории бывших «сердцеедок», постаревшая и порядком истеричная, которая готова попрекать деньгами, потраченными на билет при всех, нисколько не смущаясь громкости своего голоса.

Так они и сидели до начала представления, переругиваясь на весь цирк. Но вот прозвучал звонок – и куда делась злость, куда делось раздражение? Два восторженных ребёнка взялись за руки, и буквально обратились в зрение и слуха, радостно хохоча над ужимками клоунов.

Мне не интересны клоуны. Я жду того момента, когда на скользкой и накренившейся трапеции под купол цирка поднимется тоненькая гимнастка. В который раз, дрожа от напряжение, эта девочка – а смелее её вряд ли наберется хотя бы пара человек из зала – будет совершать головокружительные кульбиты, вызывая бурные аплодисменты. Каждый прыжок точный, каждое сальто потрясающее, а зал внизу буквально вне себе от восхищения – и никто не помнит о предшественнице этой отважной девушки.

Один я, как верный пёс, из года в год прихожу в этот цирк, и сажусь на свое старое место, и внимательно слушаю избитые шутки от клоунов. Программу я за долгие годы вызубрил наизусть – и теперь просто терпеливо ожидаю момента, скрашивая одиночество печальными размышлениями.

С той, которая поднималась на трапеции, мы познакомились совсем в другом месте. Старая гимназия на окраине нашего городка, куда меня отправили на «вербовку кадров», доживала последние дни. Без ремонта, спонсоров, и средств на существование это учебное заведение было обречено, и я, в числе иных «представителей» многочисленных колледжей явился сюда, чтобы снять пенки в лице наиболее талантливых и непрактичных учеников.

– А у вас есть цирковая студия? – спросила у меня после «спича» невысокая голубоглазая девочка с русыми волосами – Если да, то я иду к вам

Цирковой студии у нас не было, но я обещал, и обещал, и обещал, пока не заврался до потери нити разговора. Голубоглазое создание громко рассмеялось и взяло буклетик с описанием достоинств моего колледжа.

– А у вас все такие красноречивые? – спросила она – Или вы один такой уникальный?

– Можем перейти на «ты», – предложил я – И да, красноречивый, боюсь, только я. Кстати, меня зовут Игорь

– Настя, – голубогазое создание протянуло руку, нежную и тонкую – Пожалуй, я перейду в ваш… точнее, твой колледж. Уж больно у вас красивые буклетики.

На том и порешили, а я занялся обработкой иных «кандидатов». Постепенно история забылась, но первого сентября нового учебного года меня окликнули – прямо на линейке, когда я занимал своё мест в шеренге. Я обернулся и увидел её – Анастасию, довольную и улыбающуюся.

Читать дальше